Звериное царство

Жером минует кладбище: из-за ограды пахнет тленом и разогревшимся мрамором. Лежащие под землей мертвецы ностальгируют по солнцу, которое каждый вечер отправляется ночевать в ложбину за Пюи-Лароком, покинув такое красное, такое трагически-опасное небо, что даже у старейшин «того света» сжимаются сердца.

Добравшись наконец до фермы, мальчик останавливается посреди двора. Где-то рядом кричат свиньи, обезумевшие поросята бродят под ржавыми комбайнами, залезают под стиральные машины и продавленные диваны, на которых сидят куры. Из-за дома в ясное утреннее небо поднимается черный столб едкого дыма. На псарне заходятся лаем легавые. Свора кидается на решетку, и та сдается, падает под их отчаянным напором. Собаки тяжело дышат, из пастей капает слюна. До Жерома доносится грозный гул пожара. Из-за угла наметом выбегает молодая самка, она безостановочно жалобно визжит, мчится через двор в поисках спасения, оставляя за собой запах горелой свиной кожи. В нескольких метрах от мальчика животное замедляет ход, обрушивается на землю и перекатывается на бок, дергая ногами. Моргающий глаз смотрит в небо. Жером садится рядом с ней на корточки, начинает гладить по голове. Ресницы несчастной щекочут ему ладонь.

Он идет к дому, застывает перед входной дверью. Сворачивает к подсобным помещениям, оборудованным в западном крыле фермы. Стучит в окно. Дверь открывает старуха. Ее глаза покраснели от многолетнего сидения у очага, но смотрит она на правнука не привычным, колючим и непримиримым взглядом, а как растерянная или чуточку безумная женщина. Она не пытается задержать кошек, и те, прошмыгнув между ног хозяйки, кидаются на двор, под груды металлолома. Она как будто только сейчас замечает его, мальчика с маской из засохшей грязи на лице, последнего в роду, не такого, немого, непокорного и непонятного чужака. Он протягивает руки, и она видит, что ладони тоже чем-то измазаны, хватает его за запястье и облегченно вздыхает: слава богу, кожа до самых плечей белая и полупрозрачная. Ребенок чувствует нежную цепкость ее пальцев. Она привлекает его к себе, тянет через темную комнату на кухню, подводит к раковине и снимает футболку, обнажив бледный живот и узкую грудь. Мальчик не сопротивляется. Стены приглушают собачий лай и визг свиней, сирена пожарной машины пока не слышна. Жером по глазам видит, как она устала, и понимает, что прабабушка прожила на свете тысячу лет до его появления на свет. Выцветшие глаза выражают кое-что еще, нечто, чему Жером не может найти названия. Элеонора принимает его таким, каков он есть, и понимает, что все бесконечные часы жизни подводили ее к нынешнему мгновению: она кладет ладонь на затылок правнуку, наклоняет его над раковиной и открывает кран, чтобы он набрал в ладошки воды и умыл лицо.

Зверь проснулся, возбужденный близостью течных самок. Их запах просачивается через пористые перегородки соседнего блока. Он толкает рылом дверь загона. Задвижка ослабла, она звякает, вздрагивает и подскакивает после каждого удара. Зверь прикусывает один из прутьев, толкает дверь, тянет ее на себя, снова толкает, и винты постепенно вылезают из пазов. Через много часов петля и задвижка падают на голый бетонный пол прохода, и дверь бокса медленно открывается. Хряк готов смести преграду из людских тел, но на его пути никто не стоит. Он обнюхивает четырех других производителей, просыпающихся при его появлении. За стенами нервничают молодые свиньи, беременные матки и поросята. Огромная туша движется бесшумно в тишине и мраке.