Зверобой, или Первая тропа войны

Этот ответ не мог не доставить большого удовольствия девушке с характером Юдифи; он не только помог ей сохранить самообладание, но и польстил ее тщеславию. Невольно улыбнувшись, несмотря на желание соблюдать величайшую сдержанность, она начала приводить в исполнение свой замысел.

— Теперь, гурон, — продолжала она, — выслушай мои слова. Глаза твои говорят тебе, что я не простая женщина. Не скажу, что я королева этой страны, — она живет далеко, за морями, — но под властью наших милостивых монархов найдется немало особ, занимающих высокий пост; я одна из них. Какой именно пост, не стоит говорить здесь, так как вы не поймете меня. Вы должны верить вашим собственным глазам. Вы видите, кто я такая; вы должны понимать, что, слушая мои слова, вы слушаете женщину, которая может быть вашим другом или врагом, в зависимости от того, как вы ее примете.

Она говорила смелым и решительным тоном, поистине изумительным при данных обстоятельствах. Зверобой перевел ее слова на индейский язык. Ирокезы выслушали его почтительно и серьезно, что, видимо, сулило успех замыслам девушки. Но мысль индейца трудно проследить до самых ее истоков. Юдифь, колеблясь между надеждой и боязнью, тревожно ожидала ответа. Расщепленный Дуб был опытный оратор и, прежде чем ответить, выдержал небольшую паузу, что вполне соответствовало индейским понятиям о приличии. Пауза эта свидетельствовала о том, что он глубоко уважает свою собеседницу и взвешивает в уме каждое ее слово, чтобы придумать достойный ответ.

— Дочь моя прекраснее, чем дикие розы Онтарио; голос ее приятен для ушей, как песнь королька, — ответил осторожный и хитрый вождь, который один из всей шайки не был до конца обманут роскошным и необычайным нарядом Юдифи. — Птица колибри ростом не больше пчелы, однако перья ее пестры, как хвост павлина. Великий дух иногда одевает самым ярким нарядом самых маленьких животных. И он же покрывает лося грубой шерстью. Все эти вещи выше понимания бедных индейцев, которым доступно только то, что они видят и слышат; без сомнения, у моей дочери очень большой вигвам где-нибудь на озере; гуроны не заметили его в своем невежестве.

— Я уже сказала тебе, вождь, что бесполезно указывать мой ранг и местопребывание, потому что вы все равно не поймете меня. Вы должны верить вашим собственным глазам. Разве покрывало, которое я ношу на плечах, похоже на покрывало обыкновенных женщин? В таких украшениях появляются только жены и дочери вождей. Теперь слушайте и узнайте, почему я пришла к вам одна и какое дело привело меня сюда. У ингизов, так же как и у гуронов, есть молодые люди. Только их гораздо больше, вы хорошо это знаете.

— Ингизов много, как листьев на деревьях. Каждый гурон знает это.

— Я понимаю тебя, вождь. Если бы я привела сюда мою свиту, это могло бы вызвать ссору. Мои молодые люди и ваши молодые люди гневно глядели бы друг на друга, особенно если бы мои молодые люди увидели, что бледнолицый привязан к столбу для пыток. Он — великий охотник, и его очень любят во всех дальних и ближних гарнизонах. Из-за него дело дошло бы до ударов, и обратный путь гуронов в Канаду был бы окрашен кровью.

— Пролилось уже так много крови, — возразил вождь угрюмо, — что она слепит наши глаза. Мои люди видят, что все это кровь гуронов.

— Несомненно. И еще больше гуронской крови пролилось бы, если бы я пришла окруженная бледнолицыми. Я слышала о Расщепленном Дубе и подумала, что лучше отпустить его с миром обратно в его деревни, чтобы он мог оставить там своих женщин и детей. Если он затем пожелает вернуться за нашими скальпами, мы встретим его. Он любит зверей из кости и маленькие ружья. Глядите, я принесла их сюда, чтобы показать ему. Я его друг. Когда он уложит эти вещи с другим своим добром, он направится в свою деревню, прежде чем мои молодые люди успеют нагнать его. И он покажет своему народу в Канаде, какие богатства можно добыть здесь теперь, когда наши великие отцы, живущие по ту сторону Соленого Озера, послали друг другу боевые топоры. А я уведу великого охотника, который нужен мне, чтобы снабжать мой дом дичью.

Юдифь, которая была достаточно хорошо знакома с индейскими оборотами речи, старалась выражать свои мысли пышными фразами, привычными этому народу, и это удалось ей лучше, чем она сама ожидала. Зверобой добросовестно служил ей переводчиком и делал это тем охотнее, что девушка старательно избегала всякой прямой лжи. Такова была дань, уплаченная ею отвращению молодого человека ко всякому обману, который он считал низостью, совершенно недостойной белого человека.