Не знаю, куда водят Голубевскую поклонники, а я повёл её туда, где хватило бы моих двух косарей, благо было на что сослаться.
– Пардон, сама понимаешь, после тренировки я не при параде, так что идём куда попроще.
Она и не думала возражать и вообще точно с небес на землю снизошла. И выпендриваться не стала – заказала пиццу, салат и молочный коктейль. Всё шло гладко, правда, под конец она снова завела разговор о Дубининой, а мне о ней даже думать было тягостно.
– Я гляжу, ваша «просто дружба» с Дубининой разладилась? – спросила она осторожно. Такое ощущение было, что она весь вечер подбиралась к этому вопросу и вот наконец нашла удобный момент.
– Давай оставим мою личность в покое. Лучше про себя расскажи.
– А ты спроси, что тебе интересно, – улыбнулась Голубевская.
Вот как ей скажешь, что мне ничего не интересно? И даже первоначальное довольно приятное впечатление от нашего общения она испортила вопросом об Алёнке. Разговор сразу стал натужным. Я продержался ещё минут двадцать и засобирался домой. Проводил её почти до подъезда, но она уходить не спешила. Остановилась, повернулась ко мне лицом. Смотрит, загадочно улыбается. Наверное, я поступил как последний хам, потому что развернулся и, бросив ей «Пока!», погнал домой.
На другой день Макс снова доложил, как Голубевская в красках расписывала наше свидание. Естественно, при Дубининой, которая меня уже бесить начинала своей неприступной миной. Серьёзно. Ещё недавно меня грызли досада и горечь, а теперь я разозлился. Кем она себя возомнила?! Она что думает, я буду за ней до бесконечности бегать и прощения вымаливать? Не дождётся! Пусть и дальше нос воротит. Не желает разговаривать – и не надо. Нужна она мне больно! И если поначалу я конфузился, когда Голубевская открыто, при всём классе проявляла всяческие знаки внимания, – из-за неё, Дубининой, между прочим, конфузился, то теперь даже сам подыгрывал. Макс – тоже, праведник нашёлся – вздумал меня поучать, мол, нехорошо и даже жестоко по отношению к Дубининой. На что я ему посоветовал не лезть не в своё дело.
Макс, если честно, раздражал меня с каждым днём всё сильнее. Я ведь с самого начала не думал, не хотел с ним дружить, не считал его другом – просто приятелем, соседом по парте. И общался с ним, что называется, «на безрыбье». После уроков я при любом удобном случае старался сбросить его с хвоста. И уж конечно, вне школы мы и вовсе не пересекались. Иногда он звал к себе, но, даже если бы я маялся от тоски и безделья, к нему пошёл бы в последнюю очередь. Открыто я его, конечно, не посылал, просто говорил, что занят или списывал нехватку времени на тренировки. Врал лишь отчасти, потому что и в самом деле прохлаждаться не приходилось. Палыч гонял нас как проклятых. Голубевская, кстати, произвела на наших неизгладимое впечатление. После её прихода парни ещё две недели гудели и облизывались. А Валера Ледогоров вообще выдал:
– Слушай, крутая у тебя подружка! Высший класс! А то Богатырёв чесал, что ты с какой-то лохушкой ходишь…
– Слюни утри, – хмыкнул я. – А Богатырёв – трепло, я всегда говорил.
Я улыбался, а у самого ком в горле стал, сам не знаю почему. Нет, зря я тогда послушал Алёнку, надо было всё-таки вломить этому ушлёпку. Потом поразмыслил: чего я так раскипятился? Она мне кто? Никто. Чужой человек. Причём сама так захотела. А Голубевская… Почему бы и нет? Вон как наши загорелись. С такой хоть где не стыдно показаться. Так что пусть все смотрят и завидуют.
14
Жизнь наладилась. Саня Мальцев оказался вовсе и не гадом, как я поначалу считал. У нас с ним нашлось много общего. Последнее время мы в основном и гуляли вчетвером, двумя парами: я с Голубевской и он с Потаниной. Иногда зависали у него или у Наташки. К себе я не звал, потому что мать круглые сутки сидела дома. Да и вообще, гостем быть всегда лучше. Во всяком случае, приятнее, когда перед тобой расшаркиваются, чем наоборот.
И с футболом всё наладилось. Суровый Палыч оттаял и подобрел ко мне, а на Богатырёва вдруг взъелся. Иван Артемьевич и правда был его приятелем. Даже как-то заглядывал к нам, и они обо мне шушукались.
Позже физрук объявил, что в феврале будет проходить турнир по мини-футболу среди школ города и все надежды он возлагает на меня. Может, потому Палыч и подобрел, что физрук напел ему дифирамбов, а может, и сам собой отошёл. Дубинину я перестал замечать, как и она меня. То есть почти перестал. По крайней мере, настроение она мне больше не портила. Единственное, родители стали поджимать с деньгами. Но в самый пик безденежья выручил Валера Ледогоров, подтянув меня на соревнования энергетиков, где мы выступили за какую-то ТЭЦ. Там нам отвалили щедрую премию.