Звезда Гаада (СИ)

Он глубоко вздохнул, ненадолго замолчав. Потрясённо застывшие хранители встрепенулись, растерянно переглянулись. Белик запустил в связанного кинжалом: оружие при прикосновении с телом мужчины обратилось в жгучую струю. Однако Камилл пропел как ни в чём ни бывало:

Мне золото небес милей земного злата!

Холст луговой, чьи краски с ароматом,

Которыми земля моя всегда была богата

Приятней королевской статуи с бантом!

Старейшина сшиб его с ног мощным ударом. Менестрель упал на спину, улыбнулся, увидев пронзительно голубое небо и продолжил уже лёжа:

Знакомые, смеясь, прозвали чудаком!

По мне: так все они — совсем чудные.

Любителя всех благ земли зову я дураком!

И мир, и страны все: края мои родные…

На него обрушилось много яростных ударов, от которых его отшвырнуло вперёд, впечатало в молодую берёзу. Та сломалась. Упавший возле неё Камилл надолго замолчал.

— Кажется, мы его убили, — грустно произнёс седовласый полный хранитель.

Певец шевельнулся, с трудом сел. Дрожащей рукой дотянулся до обломанного ствола, нахмурился, погладил сломанное растение. И продолжил песню, грустно поглаживая остаток от дерева:

Рассвет… Иного богатства мне не надо.

А впрочем, легкомыслен я и потому

Мне иногда и звёздный свет — отрада.

И вдруг обнял обломок берёзы, зарыдал. Чёрные хранители смутились, разошлись. Белик, Старейшина и ещё шестеро мрачно сплюнули на землю. Быстро стемнело. Ночью Камилл просидел около дерева, почти не шевелясь: лунный свет очерчивал его сгорбленную спину и поникшие плечи. Когда небо начало светлеть, шевельнулся, поднял голову, залюбовался рассветом. Вдруг тяжело вздохнул и добавил:

Но грустно любоваться драгоценным одному!

Белый хранитель не заметил, как к нему подкрался чернокрылый, так хорошо контролировавший своё состояние, что не вызывал возмущение в пространстве. И только в самый последний миг, когда его враг злобно ухмыльнулся, когда пространство взорвалось от злости и торжества чернокрылого, только тогда почувствовал, но уклониться не успел…

Тьма, выползавшая из человеческих поселений, въедалась в землю, вызывая на ней невидимые язвы, те — стихийные бедствия. Хранители были заняты склоками, потому не везде восстанавливали Равновесие. Мир плакал от боли, тщетно пытался залечить раны, но они были слишком глубоки…

Чья-то сильная тёплая рука подхватила мою. Сплелись с моими чьи-то тонкие мягкие пальцы. И кто-то резко вырвал меня из омута боли.

Когда ко мне вернулась способность видеть, резко повернулась к своему спасителю. И потрясённо замерла, смотря на встревоженного Кайера.

— Я вот никак не могу понять: ты дура или тебе жить не нравится? — мрачно спросил парень, — То ты сунулась заслонять Карста от смертельных ударов, то влезла между мной и Гаадом, готовящимся к последней схватке. Ещё и впитываешь в себя Тьму, так что в тебе самой вообще пропадает Равновесие!

Часть 4.13

Вырвала свою руку из его, села так резко, что мы столкнулись лбами.

— Может, всё от того что у меня есть сердце? И я не могу равнодушно смотреть на чужие страдания! — и переместилась в обычный мир.

И долго лежала под толстым дубом, чья крона сплелась с верхушкой молодой ели, уткнувшись лицом в тощую траву и сухую землю. Обычных слёз уже не осталось, как будто они все вышли, а душа стонала.

Все они тут сволочи! Из-за белых хранителей, вздумавших подставить чёрных убийством какого-то нищего парня-калеки, обычные люди «узнали о гадкой натуре слуг Тьмы», потому время от времени занимались выискиванием и уничтожением «приспешников чёрных хранителей». А кто-то просто хотел подставить своих врагов, обвинив их в содействии «слугам Тьмы», а так же свалить свою вину на невиновных.

Эта дрянь продолжалась не одно тысячелетие, но вот местная инквизиция зародилась довольно-таки поздно. И сразу же рьяно стала изводить невиновных людей, то по причине навета, то по собственной неприязни. И всё под видом благого дела. У жертв никто не спрашивал, так ли всё, как говорят Серые каратели Тьмы. Чёрные хранители тщетно пытались восстановить свою репутацию. Нескольких бедолаг спасли, отправив тех в далёкие страны. А так же время от времени требовали, чтоб Серые каратели Тьмы унялись, угрожали им жестокой расправой.

Прошло несколько лет, но местная инквизиция не успокоилась. Однажды Камилл не вытерпел и сжёг одно из второстепенных логов Серых карателей Тьмы. Дело было ночью, дома в селении все были деревянные. В начавшейся панике никто не заметил поджигателя, наблюдавшего за пожаром сверху, так что выжившие списали всё на чьё-то неосторожное обращение с огнём.

Инквизиция продолжала уничтожать невинных. Ни белые, ни чёрные хранители особенно не пытались её остановить. А потом Камилл не выдержал: выбрал время, когда его приятели в очередной раз разбирались с врагами — и уничтожил почти всех «борцов со слугами Тьмы». За что его, тогда ещё рядового хранителя, едва не прикончили свои — Камилла спасла неожиданная выходка с пением песни, не соответствующей ситуации — чернокрылые списали устроенный им разгром на приступ помешательства.