Звезда и шпага

– Отвратительное состояние, товарищ командующий, – без обиняков ответил комкор, – худшего не придумать. Про казаков ничего сказать не могу. Они верхом родились, да притом с шашкой в руках, их несколько к порядку воинскому приучил, строи вместо лавы одной внедрил. Так что конницу справную из них сделать удалось вполне. Даже к рубашкам единым и картузам приучил. Вот только мало их. Слишком мало. Что же до кавалерии рабочей, то она хуже, чем может представиться. Воевать не умеют, на конях сидят скверно, в седле на рысях и в галопе не держатся. Как показала недавняя баталия, рабочие драгуны совершенно не готовы к реальной схватке.

– Но ведь их готовили для армии вы, товарищ комкор, – обратился к нему Омелин. – Как же тогда ваши слова понимать?

– Солдат-кавалеристов до полугода готовят, прежде чем в бой пускать, – не дрогнул под его напором Самохин, – а вы от меня требовали в две недели полки и корпуса готовить и в Москву гнать. Говорили, что в столице их домуштруют, а воевать они и в бою выучатся. Вот и учатся теперь, на крови науку батальную постигают.

– Тогда последний вопрос к тебе, комкор, – мрачно сказал Кутасов. – Сдюжат ли рабочие драгуны против регулярной екатерининской кавалерии? Хотя бы в одной баталии?

– Шансы на это имеются, – честно ответил Самохин. – Если их подпереть и лишить возможности к отступлению. Ну и при грамотной политработе, – кивнул он в сторону комиссара.

– Выдели в драгунские полки лучших комиссаров и политруков, – распорядился Кутасов. – Грамотная политработа, действительно, нужна драгунам как воздух, одними ружьями Пакла не справимся.

– Я могу быть свободен? – спросил Самохин, и комбриг отпустил его, снова оставшись с комиссаром наедине.

– Наплевать надо было на конницу, – сказал он Омелину, – только казаков вымуштровать, и того хватило бы. А из рабочих и крестьян только пехоту делать. Этого хватило бы за глаза.

– Сейчас не век девятнадцатый, – возразил ему Омелин, – одной только пехотой баталий не выиграть. Тем более, что канониры наши хуже вражеских, а образцы наших орудий уже давно в Военной коллегии имеются.

– Не думаю, что без Урала враг сумеет наладить массовое производство орудий по нашим образцам, – покачал головой комбриг. – Да и для того, чтобы сделать это, нужен ещё один Кондрашов.

– Ну, у них вместо военного инженера целая Академия наук имеется, – возразил ему комиссар. – Да и Артиллерийское ведомство не дремлет.

– Всё равно, – отмахнулся Кутасов, – без уральских печей таких пушек не отлить, а это главное. – Он тяжело вздохнул. – И ведь поле боя для кавалерии идеально подходит. Ни речки, ни высотки, ни леска, ни болотца самого завалящего. Поспешать надо, суворовским маршем пойдём к месту баталии, а там в землю зароемся, чтобы никак с флангов и тыла обойти не смогли своей чёртовой кавалерией.

– Не суворовским, – поправил его Омелин. – Здесь тебе, Владислав, не тридцать шестой и Суворов Александра Васильевич для нас враг злой, злейший, чем куртизаны Орловы. Помни об этом, Владислав, он враг, а не легенда, именно об этом что ни день говорят на политзанятиях мои комиссары и политруки. Подобные оговорки недопустимы даже между нами, мало ли кто услышит.

– Да, да, – покивал Кутасов. – Я постараюсь следить за собой.

В дверь штабной избы постучались. И следом вошёл ординарец Кутасова Прошка Никиткин и доложил:

– Товарищ командующий, к вам полковник Голов.

– Пусть войдёт, – кивнул Кутасов.

Голов «благоухал» не хуже Самохина. Шинель его была перепачкана грязью едва не до пояса, а бурые потёки на рукавах и груди говорили о том, что главному особисту армии пришлось и в бою побывать. Бросив шинель на лавку у входа, он отдал честь и сказал:

– Две деревни на нашем пути были сожжены переодетыми в нашу форму добровольцами. Кроме того, в нашем тылу появились несколько легкоконных команд, с ними-то я и столкнулся, когда возвращался из сожжённых деревень.

– Вот и ударила по нам потеря Ржева, – вздохнул Кутасов. – Я должен был знать, что этим закончится. Прошка! – крикнул он. – Забелина сюда! Голов, не уходи, ты нам ещё пригодишься. Присаживайся.

– Есть, – ответил Голов, опускаясь на лавку рядом с шинелью.

– Да что ты в углу затаился, будто паук какой?! – рявкнул на него Кутасов. – К столу садись, полковник. Не бери примера со Сластина, сам знаешь, дурён он.

И не понятно было, говорит ли он о примере или о самом покойном начальнике особого отдела.

Командарм даже не вошёл, а влетел в избу, опередив доклад Прошки. Папаха на голове сидела набекрень, длинный чуб и светлые усы его покрылись инеем, он даже снега не стряхнул с шинели и сапог, так и подскочил к столу.

– Что стряслось, товарищ командующий?! – спросил «стремительный» командарм. – Зачем вызвали?

– Вы, товарищ командарм, – нарочито спокойным тоном урезонил его Омелин, – не кричите, шинель снимите и присаживайтесь с нами за стол.