— Колетт… — Левашов сглотнул ком в горле.
— Ради всего святого! Уходи же! — выкрикнула она. — Раз нам не суждено быть вместе, не стоит затягивать эту агонию.
— Прощай, Колетт, — Сергей развернулся на пороге.
— Я умру без тебя, Серьёженька, — прошептала она, глядя ему вслед. — Умру! — и уткнулась в подушку, пытаясь заглушить рыдания, что так и рвались и груди.
Это последнее свидание с Колетт оставило горький осадок на душе. Левашов привязался к веселой миниатюрной француженке, он даже ревновал ее порой к супругу, представляя, что тот пользуется всеми привилегиями мужа, тогда как он лишь украдкой мог видеться с нею. Покидая особняк де Брюйера, он не стал оглядываться по своему обыкновению на окна ее спальни, а поспешил уйти как можно быстрее. Собираясь к ней, он боялся ее слез, когда он скажет, что не придет к ней больше, теперь же, когда она сама положила конец их встречам, почему-то чувствовал себя обманутым. Но когда-нибудь все заканчивается, и ныне эта страничка его жизни была перевернута, более не было возврата к прошлому. Он не может больше видеться с ней, не подвергая опасности и ее тоже. Сейчас он должен был сосредоточиться на том, что действительно важно.
Все время после последней встречи с Толстым Сергей внимательно приглядывался к служащим дипмиссии, пытаясь угадать того, кто подслушивал их с балкона, и его весьма заинтересовало поведение одного молодого человека. Александр Батурин появился в Париже всего полгода назад, он занимал должность личного секретаря Киселева и раньше никогда не упускал случая перекинуться с Сержем парой слов. Теперь же, встречаясь с ним в здании посольства, Александр торопливо приветствовал его и спешил исчезнуть. Левашову показалось это странным. Сергей навел о нем справки и узнал, что у Батурина была одна слабость — азартные игры. Поговаривали, что он как-то сильно проигрался, но на днях вернул долг, все до последнего су. Проследив за ним, Серж не обнаружил ничего подозрительного, но чувство, что Александр в чем-то замешан, не оставляло его — уж больно странным выглядело его поведение. Оставалось попробовать вызвать его на откровенность.
Левашов подкараулил любителя карточных игр в тот момент, когда он покидал кабинет Киселева в дипмиссии и, сделав вид, что оказался здесь совершенно случайно, поприветствовав Батурина, заговорил с ним самым доброжелательным тоном:
— Александр Николаевич, — начал он, — я слышал, у Вас возникли некоторые затруднения с возвратом карточного долга. Я мог бы помочь.
Батурин нервно ослабил галстук, его щеки и даже кончики ушей запылали ярко-красным румянцем. Однако буквально через минуту он собрался:
— У Вас неверные сведения, сударь, — холодно ответил он. — Все мои затруднения ныне разрешены.
— Позвольте полюбопытствовать: и каким же образом? Продали державу за тридцать серебреников? — решил рискнуть Сергей.
— Да как Вы смеете! — вскинулся Батурин.
— Я смею, — заверил его Левашов. — Мне все известно.
Александр моментально сник.
— Меня всего лишь просили узнать, с кем у Вас была назначена встреча две недели назад, — торопливо зашептал он, признавая тем самым свою вину.
— Кто просил? — поджав губы, поинтересовался Левашов.
— Я его не знаю. Я проиграл крупную сумму господину де Люйсу. Спустя два дня ко мне подошел человек, сказал, что он от де Люйса, и что я могу погасить свой долг, оказав господину де Люйсу одну услугу.
— Велите упаковать Ваш багаж. За Вами теперь пригляд нужен, — усмехнулся Левашов. — Вскоре Киселев покинет Париж, а Вы переедете ко мне на улицу Варен.
Киселев уехал спустя три дня, его секретарь остался в Париже вместе с Левашовым, оба как частные лица. В начале марта граф Толстой был официально выслан из Франции, и эта новость буквально потрясла Батурина. Пожалуй, только теперь он понял, что скрывалось за совершенно невинной на первый взгляд просьбой де Люйса. Время шло, Сергей нервничал, не зная, чего ожидать, а агент Якова Николаевича не спешил выйти с ним на связь. Пользуясь прекрасной весенней погодой, он бродил по городу, стараясь как можно чаще бывать в таких местах, где к нему можно было бы подойти без помех. Поначалу его повсюду сопровождали личности в плащах с капюшонами и низко надвинутых на глаза шляпах, но через некоторое время они пропали, однако около дома все равно крутились какие-то подозрительные прохожие. Близился апрель, и бесцельные прогулки по паркам и скверам Парижа его уже порядком утомили. Возвращаясь с очередной пешей прогулки, Сергей торопливо пересекал улицу и совершенно неожиданно столкнулся с женщиной, с головы до ног укутанной в темный плащ. Тихо охнув, незнакомка осела на мостовую.
— Pardonnez-moi! (Простите меня (фр.)), — обернулся Левашов.
— Ah, monsieur! Comment avez-Vous pas prudent! Ma jambe… (Ах, сударь! Как Вы не осторожны! Моя нога…(фр.)) — простонала девушка, пытаясь подняться.
Сергей смутился. Он всего лишь слегка задел ее плечом, и то потому, что она едва ли не бросилась ему под ноги. Подойдя к незнакомке, он помог ей подняться. Девушка сделала несколько шагов, заметно прихрамывая.