Звезда Любви

— Vous ne m'aidez Ю rendre Ю la maison? (Вы не поможете мне добраться до дому? (фр.)). - обратилась она к нему.

Левашов внимательно оглядел ее. По виду прислуга — во всяком случае, весьма скромно одета, хотя под этим плащом ни черта не разглядишь. Чувствуя себя виноватым, Сергей кивнул головой и остановил наемный экипаж.

— OЫ Vous voulez aller? (Куда Вас отвезти? (фр.)) — поинтересовался он, помогая ей подняться на подножку.

— Place Des Jacobins (Площадь Якобинцев (фр.)).

Едва он закрыл за собой дверцу наемного экипажа, как незнакомка развязала ленты шляпки и сняла ее с головы, затем расстегнула плащ и скинула его на сидение. Серж, недоумевая, смотрел на девицу. Повернувшись к нему спиной, она заговорила по-русски:

— Расстегните пуговицы, не мешкайте. У нас с Вами мало времени!

Левашов, не ожидавший ничего подобного, растеряно стащил перчатки и, повинуясь властному тону, принялся расстёгивать крохотные перламутровые пуговки дорого муарового платья.

— Корсет! — нетерпеливо прикрикнула незнакомка.

Сергей принялся за шнуровку корсета.

— Бумаги под сорочкой, — краснея, заявила его нечаянная спутница.

Просунув два пальца за кромку тонкого батиста, Серж нащупал довольно плотный конверт.

— Тяните, — выдохнула девушка.

Сергей уставился на конверт в своих руках. Едва ли ему в своей жизни доводилось получать корреспонденцию столь необычным способом.

— Помогите мне одеться, — попросила она.

Левашов затянул шнурки корсета и быстро застегнул пуговки ее платья, отметив родинку на спине чуть выше лопаток. Девушка повернулась к нему лицом. Без уродливой черной шляпки и темного плаща она была на редкость привлекательна.

— Кто Вы? — не удержался Левашов.

— Вам это знать ни к чему, — ответила она, накидывая на плечи свой плащ.

— Что в этих бумагах?

— Чертежи винтовки Энфилда. Вы как человек военный должны понимать всю важность того, чтобы эти бумаги попали в Петербург.

Экипаж остановился. Быстро надев шляпку и туго затянув ленты под подбородком, незнакомка выскользнула из фиакра и, не оглядываясь, поспешила прочь. В грациозной походке не было даже малейшего намека на недавнюю хромоту. Проводив ее глазами, Серж велел кучеру ехать на улицу Варен.

Александр был дома и, вольготно расположившись в кабинете Левашова, листал последний номер газеты.

— Велите упаковать Ваш багаж, — входя в кабинет бросил Левашов. — У Вас есть возможность загладить свою вину перед отечеством.

— Каким образом? — недоуменно вздернул левую бровь Батурин.

— Завтра Вы с моим паспортом покинете Париж и со всей возможной скоростью поедете в Россию через Пруссию, — ответил Сергей, стягивая перчатки.

— А вы? — поинтересовался Александр.

— Вам о том знать не нужно, — улыбнулся Левашов.

— Не доверяете, — обиженно заметил Батурин.

— Полагаю, у меня есть к тому все основания, — ничуть не смущаясь, отозвался Серж.

Выйдя из кабинете, граф позвал денщика.

— Семен, приготовь все к отъезду. Поеду быстро и налегке. Возьми только самое ценное.

— Да как же так, барин? Все добро здесь бросить?

— Делай, как велено! Тут с жизнью расстаться недолго, а ты о барахле печешься, — тихо ответил Сергей.

— Как прикажете, Ваше сиятельство, — поклонился Семен, спеша исполнить распоряжение.

На следующий день с улицы Варен выехал запряженный четверкой великолепных рысаков экипаж с фамильным гербом графов Левашовых на обеих дверцах. Темные бархатные шторы на окнах кареты были наглухо задернуты. Миновав парижскую заставу, упряжка направилась в сторону франко-прусской границы со скоростью, которой мог позавидовать любой почтовый дилижанс.

Убедившись, что подозрительные прохожие, что прохаживались под окнами его квартиры, последовали за дорожным экипажем Левашовых, Сергей, переодетый в весьма скромное платье служащего, верхом покинул Париж в противоположном направлении. Он решил ехать в Геную, а оттуда морем, обогнув Европу, попытаться добраться до Кронштадта, поэтому сейчас направлялся к Дижону, рассчитывая через несколько дней пересечь границу Франции и Ломбардо-Венецианского королевства.

Через неделю Сергей пересек франко-итальянскую границу и, наконец, вздохнул с некоторым облегчением. Похоже, что его замысел отправить вместо себя Батурина полностью себя оправдал, однако бесконечное, невозможное напряжение этих семи дней совершенно лишили его сил. Он устал поминутно оглядываться и, вздрагивая, просыпаться от каждого шороха, ночуя в скромных придорожных гостиницах. Если бы его схватили, само наличие у него этих бумаг свидетельствовало бы о его причастности к шпионажу, и, несомненно, дни его были бы сочтены. К тому же бумаги на имя родственника Колетт бросили бы тень подозрения и на нее. Но, слава Богу, основная опасность миновала, хотя и здесь, на территории Ломбардо-Венецианского королевства, он тоже не мог ощущать себя совершенно спокойным: Австрия хоть открыто и не заявляла о своём союзе с Францией, но все же приняла сторону не Петербурга, а Тюильри.