— И дети есть! — сказала маменька с возмущением. — И как такие слова могут вообще вылетать из уст женщины и матери…
— Да, — захихикала Галочка ему на самое ухо, — уста женщины должны быть заняты совершенно другим.
Снегирьцов покраснел и тоже засмеялся.
— Зеленые сиськи, — вдруг сказал Саша странным голосом, смотря им за спины.
— Молодой человек, — начала было маменька, но замолчала.
Снегирьцов обернулся и увидел, что эксцентричная Валя оттянула себе декольте вниз и показывает им груди, тощенькие, но с очень крупными нежно-розовыми сосками, на которых были нарисованы зеленые глаза. “Мне это снится”, подумал Снегирьцов, цепенея, туман вдруг начал подниматься резко и летать клочьями. Валя громко хохотала, тряся зелеными глазами, зрачок у них тоже был зеленый, явственно очень прорисован, фосфорической краской.
Глава 4
Снегирьцов все же прочитал ту статейку в газете про огнепоклонников, поизучал фотографии непристойные. В закрытом цехе бумажной фабрики была обнаружена неопознанная голая женщина, вписанная в кривоватую пентаграмму, звездой. Пентаграмму, как водится, рисовали кровью, но не до загадочного ритуала, а после: внутренние линии проходили прямо по телу несчастной, своеобразным Золотым сечением. Снегирьцов присмотрелся: да, точно сечение, разрезы сходились в паху и солнечном сплетении каноническими крестами, надсекали грудки…
— Мерзость какая! — он отбросил газету в сторону и невольно покосился на Сашу.
Тот сидел на диванчике бледный и встревоженный и даже не делал вида, что географию читает. Снегирьцов вспомнил про его сон с мертвячкой и посочувствовал пацану: пренеприятное ощущение, когда сны оживают, вон, как его самого сегодня на набережной проняло, до сих пор внутри что-то подрагивает.
— Это профаны какие-то, а не огнепоклонники, — заметила Галочка, спускаясь по лестнице, она была похожа на картинку с модной рекламы. — Володенька, вы не одеты? Передумали идти?
Снегирьцову немедленно захотелось плюнуть на все и повеселиться еще ночку-другую, пообсуждать с интересными людьми последние любопытные происшествия и поволочиться за дамами.
— Нет, — сказал он с колоссальным усилием. — Завтра в одиннадцать заседание Научного Общества, мне обязательно надо там быть. И вообще начинать работу, милая Гала, мне не хотелось бы не оправдать доверия вашего фонда.
— Что вы, вы не можете не оправдать, по правде говоря — уже оправдали… А, впрочем нет, вы абсолютно правы, нельзя откладывать важное.
Снегирьцов благодарно поцеловал ей ручку, посидел еще с мамой и Сашей, попил чаю, а потом распрощался на ночь.
Его очень волновало, придет ли Саша к нему сегодня, наверно ему страшно там одному после этих статеек. Может, пойти успокоить его? Пожелать там хорошего сна.
Саша не спал, а курил тайком, выпуская дым в форточку. И быстро спрятал папироску, заслышав шум.
— Доброй ночи, — сказал Снегирьцов с некоторым смущением.
— Доброй, — Сашенька, подумав, вытащил папироску и хитро улыбнулся: — Прикурить тебе, Володя?
Снегирьцов молча кивнул и присел с ним рядом на подоконник, наблюдая, как Саша достает тонкую женскую папиросу из заначки, обхватывает ее полудетскими еще своими губами, склоняется над керосинкой…
Он сглотнул и отвернулся, странно все это. Саша подошел к нему, погладил по плечу, а потом положил ладонь на шею сзади, а к самым губам поднес папиросу. Снегирьцов подался слегка вперед, получилось, что он целует Сашеньке пальцы. Тот все не убирал руки — ни спереди, ни сзади, поглаживал ему затылок и поводил по губам. Сердце стучало где-то в горле, он прикрыл глаза на мгновение и мягко отстранился.
— Интересно, — сказал Саша через некоторое время, — для чего эти огнепоклонники ритуалы проводят, демонов призывают?
— Может, уже вызвали, — отозвался Снегирьцов, воображая себе картины дантового ада, а именно тот круг, где блудниц по развратным белым ягодицам хлестали, — и теперь демоны вселились в мертвых и ходят среди нас.
— А правда, что перед жертвоприношением они собираются всем кагалом и целуют девку в срамные уста, ну, ту, которую принести собираются? — прошептал Саша с волнением и притиснулся поближе.
— Откуда ты такое взял?
— В газетах писали.
— Хорошо, если не мертвую туда лобызают, — пробормотал Снегирьцов, передернувшись, в окно опять пополз туман. Густой такой, аж керосинка зашипела и погасла, и теперь они видели друг друга в призрачной иллюминации вулканового испражнения.
— Поздно уже, спокойной ночи, — прошептал Снегирьцов, стало жутко.
— Не уходи, Володя, страшно.
— Не бойся…