Звездный Пилот

– Попробую связаться с ним, – сказал Архипов. – В «утюге» – это хорошо. Передатчик там хороший. Все, Павлов, давай! Шустрее!

Николай сжал зубы, надвинул шлем, загерметизировал летный скафандр. Положил тонкие холодные пальцы в управляющий гель. И дал.

* * *

Универсальный транспорт был далеко не самым маневренным катером. И «утюгом» эту модель прозвали не зря. Но зато Николай знал его как свои пять пальцев и мог с закрытыми глазами управлять железной махиной. Он провел столько часов в кабине «утюга», что, кажется, сроднился с противоперегрузочным креслом. И самое главное – он знал, чего можно ожидать от этой машины. Он мог предсказать ее реакцию на любое действие пилота или внешних сил, знал, какие у нее недостатки, какие достоинства, и был готов поклясться, что пережил за этим штурвалом все неожиданности, которые был способен преподнести «утюг».

Прежде всего, Павлов на малой скорости выбрался из облака осколков, медленно разлетавшихся от изуродованного борта звездолета. Получив первичное ускорение, они, конечно, двигались прочь от корабля, но периодически сталкивались друг с другом или с крупными обломками и непредсказуемо меняли траекторию. «Ефремов» тоже не стоял на месте – хоть двигатели и не работали, он продолжал медленно – по космическим меркам – двигаться в открытый космос. Соотнести скорости, вычислить траектории движения, соотнести мощность двигателей и необходимое ускорение – это отдельная работа. Да, все это делали компьютеры, но решение… Решение по-прежнему принимал человек.

Катер Павлова скользнул по дуге, огибая наиболее плотное ядро облака осколков. Чуть отошел в пространство, но потом снова приблизился к «Ефремову» и на малой скорости двинулся вдоль левого борта – к корме.

Автоматы послушно следовали указаниям пилота, на время превратившегося в вычислительную машину. Полностью сосредоточившись на управлении, Николай, на секунду замешкавшись, отключил сканер аварийных частот. С экранов тут же пропали сигналы спасательных капсул. Да, они разлетаются подальше от места возможного взрыва, но, может, это и к лучшему. Возможно, сейчас те, кто успел спрятаться в прочную и безопасную капсулу, находятся в более выгодном положении, чем все остальные.

На изображения с камер Николай даже не смотрел – разглядывать бугристую поверхность обшивки звездолета не было нужны. Бессмысленное занятие. Сбором данных занималась автоматика. И Павлов, поглядывая на экраны, лишь отмечал наиболее интересные моменты. Много аварийных сигналов от автоматических систем. Пожарная тревога, разгерметизация, перегрузка мощностей, отсутствие питания – все системы «Ефремова» слали сигналы SOS – беспорядочно и истерично. Информации поступало столько, что Павлову некогда было ее оценивать. Все, что успевали уловить сенсоры его катера, он автоматом перенаправлял по аварийному каналу на посадочный модуль, Архипову. Пусть повреждения оценивают другие, а он, Павлов, сейчас не более чем разведочный зонд, собирающий информацию. Он не должен думать, он должен лететь. Медленно, но без промедлений, собирая жизненно важные сведения.

Шевельнув пальцами, Николай опустил катер к самым верхушкам передающих антенн. Так больше шансов поймать телеметрические сигналы беспроводных датчиков, скрытых в глубине звездолета. Конечно, обшивка изолировала сигналы внутренних систем, но из-за разломов в космической броне кое-что удавалось уловить. И это тоже было важной информацией – если ты снаружи поймал сигнал внутреннего датчика пожарной тревоги, значит, изоляция нарушена. И даже по этим скудным намекам можно составить карту трещин во внутренней изоляции, например.

Автопилот пискнул, подтверждая смену курса, и Павлов быстро провел коррекцию. Катер сбросил скорость, потом снова набрал, скользнув между двумя вышками антенн, торчавших из обшивки подобно новогодним елкам.

– Просто астероид, – напомнил себе Павлов, стараясь не смотреть на огромные разломы в космической броне корабля.

Издалека, конечно, видны только самые значительные повреждения. Тот огромный каньон, почти надвое разваливший звездолет, виден издалека невооруженным взглядом. Но здесь, у самого борта, заметны и более мелкие повреждения. Сеть трещин, пересекавшая поле инфлекторов, оказалась размером с хорошую поляну. Но на общем фоне повреждений выглядела досадной мелочью.

Покосившись на экран аварийных сигналов, Павлов сжал зубы. Он думал, что самым трудным будет не обращать внимания на призывы о помощи. Но все оказалось гораздо хуже. Призывов не было. В эфире личных сигналов стояла гнетущая тишина, нарушаемая лишь треском помех. Поврежденный звездолет молчал. Так, словно на борту не осталось никого. Вообще.

Заставив себя отвернуться от экрана, Николай дал двигателям новый импульс и пошел по прямой, – к корме, к барабану прыжковых двигателей. Автоматы вычислителей работали в полную силу, принимая потоки информации с внешних датчиков и переправляя ее Архипову. Нужно было только вовремя уворачиваться от осколков.