Звук и ярость

– Тут недавно итальянцы поселились. Несколько семей. Так она, наверно, ихняя, – сказал один из них. На нем был порыжелый сюртук. – Я ее вроде бы видел. Как тебя звать, девочка? – Она некоторое время смотрела на него черным взглядом, а ее челюсти сосредоточенно двигались. Она глотала, не переставая жевать.

– Может, она только по-итальянски и говорит, – сказал второй.

– Ее послали за хлебом, – сказал я. – Значит, как-то она объясняться умеет.

– Как звать твоего папу? – сказал первый. – Пит? Джо? Его звать Джон, а?

Она откусила кусок плюшки.

– Что мне с ней делать? – сказал я. – Она идет и идет за мной. А мне пора возвращаться в Бостон.

– Вы что, из университета?

– Да, сэр. И мне уже нужно возвращаться.

– Так пройдите дальше по улице и сдайте ее Энсу. Он наверняка в прокатной конюшне. Ну, шериф.

– Пожалуй, я так и сделаю, – сказал я. – Надо же о ней как-то позаботиться. Весьма признателен. Пошли, сестричка.

Мы пошли по улице, по теневой стороне, где тень ломаного фасада медленным пятном ползла по мостовой. Мы подошли к прокатной конюшне. Шерифа там не оказалось. Мужчина, сидевший на стуле, откинутом к косяку низкой широкой двери, за которой темный прохладный аммиачный ветерок гулял между двумя рядами стойл, посоветовал заглянуть на почту. Он тоже ее не знал.

– Мне все эти иностранцы на одно лицо. Сведите-ка ее за пути, они там живут. Может, кто ее и признает.

Мы пошли на почту. Она была на другом конце улицы. Человек в сюртуке развертывал газету.

– Энс только что уехал из города, – сказал он. – Вам надо бы пройти за станцию и прогуляться у домов над речкой. Там уж кто-нибудь ее да узнает.

– Пожалуй, я так и сделаю, – сказал я. – Пошли, сестричка.

Она запихнула последний кусок плюшки в рот и сглотнула.

– Хочешь еще? – сказал я.

Она жевала и глядела на меня черными немигающими дружелюбными глазами. Я достал две оставшиеся плюшки, протянул ей одну и откусил кусок от второй. Я спросил прохожего, как пройти к станции, и он показал.

– Пошли, сестричка.

Мы отыскали станцию и перешли через пути к реке. Там был мост, а по берегу, следуя его изгибу, тянулась улица из беспорядочно разбросанных деревянных домишек, обращенных фасадом к железной дороге. Жалкая улица, но не однородная и в чем-то яркая. В центре запущенного участка за останками забора из обломанного штакетника стоял ветхий, осевший набок фаэтон и потемневший от непогоды дом – из его чердачного окна свисало белье ярко-розового цвета.

– Может, это твой дом? – сказал я. Она посмотрела на меня над плюшкой. – Вот этот? – сказал я, указывая. Она продолжала жевать, но мне показалось, что в ее выражении появилось что-то утвердительное, словно она соглашалась, хотя и не слишком охотно. – Вот этот? – сказал я. – Ну, так пошли. – Я открыл сломанную калитку и оглянулся на нее. – Здесь? – сказал я. – Может, это твой дом?

Она быстро закивала, глядя на меня, вгрызаясь во влажный полумесяц плюшки. Мы пошли к дому. Дорожка из разбитых неодинаковых плит, прободенных молодыми жесткими стеблями травы, вела к покосившемуся крыльцу. В доме не было заметно никакого движения, неподвижно было и розовое белье, свисавшее в безветрии из чердачного окна. Вытянув футов шесть проволоки, я перестал дергать фарфоровую ручку звонка. И начал стучать. Из жующего рта девочки боком торчала корка.

Дверь открыла женщина. Она посмотрела на меня, затем быстро заговорила с девочкой по-итальянски с повышающейся интонацией и после паузы – вопросительно. Она снова принялась ей что-то говорить, а девочка смотрела на нее поверх корки, которую запихивала в рот грязными пальцами.

– Она говорит, что живет здесь, – сказал я. – Я встретил ее в городе. Эта булка для вас?

– Не говору, – сказала женщина. Она снова заговорила с девочкой. Девочка только смотрела на нее.

– Не живет тут? – сказал я, указал на девочку, потом на нее, потом на дверь. Женщина покачала головой и быстро заговорила. Она подошла к краю крыльца и показала на дорогу, продолжая говорить.

Я тоже отчаянно закивал.

– Вы идете показывать? – сказал я. Я взял ее за локоть, тыча другой рукой в сторону дороги. Она стремительно говорила, указывая. – Вы идете показывать, – сказал я, пытаясь свести ее по ступенькам.

– Si, si[5], – сказала она, упираясь, показывая мне, показывая. Я снова закивал.

– Спасибо. Спасибо. Спасибо. – Я спустился по ступенькам и направился к калитке – не бегом, но очень быстро. Я добрался до калитки, остановился и некоторое время смотрел на нее. Корка уже исчезла, и она смотрела на меня своим черным дружелюбным пристальным взглядом. Женщина стояла на крыльце, не спуская с нас глаз.

– Ну, так пошли, – сказал я. – Рано или поздно мы найдем правильный дом.