100 грамм предательства

— Это ваш музей? — спрашиваю с придыханием, продолжая осматриваться вокруг.

— Что-то вроде… Это зал памяти Эйрика Халле.

— Того самого? Твоего предка?

— Ага… Всё то, что осталось после его исчезновения и всё, что удалось раздобыть потом. Давай я проведу тебе экскурсию. — он снова тянет меня за руку. — И начнём мы с тобой отсюда…

Ещё издалека замечаю огромный портрет в истёртой раме — он висит строго по центру стены.

— Это и есть легендарный Эйрик Халле?..

— Да… Портрет написала Илва по старой фотографии. Фото, знаешь ли, имеют свойство выцветать. А краски — на века.

Такое чувство, что человек с портрета пристально за мной следит, точно заглядывает в душу в поисках самых сокровенных секретов.

Я отвечаю ему тем же: разглядываю бессовестным образом, стараясь понять, каким он был. И в этой игре у меня есть неоспоримое преимущество — я могу отвернуться или уйти.

— По-моему, у тебя его глаза? — киваю на портрет.

Определённое сходство и правда есть, и речь здесь не о цвете или форме, а о содержании. У Дина тот же прямой взгляд, проникающий в самую душу, что и у Эйрика Халле.

— Отец тоже так говорит…

В его голосе столько гордости, что я невольно испытываю зависть. Как должно быть прекрасно иметь тех, кто тобою гордится.

Жители города лишены подобных привилегий. Возможно, именно поэтому и не могут сплотиться вместе, чтобы изменить привычный мир к лучшему?

На тумбе под портретом лежит небольшой чёрный предмет с какой-то круглой штуковиной сверху, похожей на выпуклый глаз.

— А это что?

— Фотоаппарат Эйрика…

Ну, конечно! Теперь я понимаю, что глаз — это объектив. Таких аппаратов сейчас днём с огнём не сыщешь, а вот в Музее мне попадалась парочка.

— В тот роковой день он не стал брать его с собой в город, побоялся… — продолжает Дин. — Как чувствовал. Больше Эйрика никто не видел…

— Мне очень жаль… — кладу руку ему на плечо, стараясь утешить.

До того, как оказаться здесь, на острове, я понятия не имела, что такое семья, а теперь мне нестерпимо хочется, чтобы кто-нибудь вот так же, как Дин, вспоминал и горевал, если меня не станет. Люди нужны друг другу. Жаль, в Эйдолоне об этом не помнят. Точнее, им не позволяют.

— Прости. Знаю, это выглядит глупо со стороны. Он жил за много лет до моего рождения, но я ощущаю с ним незримую связь, понимаешь?

Понимаю ли я? Да. Потому что такую же связь я чувствую с жителями острова.

— Это совсем не глупо, Дин. Просто ты ценишь своё прошлое, — стараюсь, чтобы голос звучал непринуждённо. — Большинство горожан лишены этого.

— Ты права. Именно это мы и хотим изменить. Эйдолон должен обрести свободу! — теперь в его взгляде ещё и решимость, которую, без сомнения, он приобрёл от своего отца. — А ты, Кара, с нами?

— До конца! — без колебаний отвечаю я, растворяясь в синеве его глаз.

***

Зал памяти мы покинули только через час, и то Дин утащил меня силком, иначе я так и осталась бы бродить от экспоната к экспонату, читать статьи о становлении нынешнего режима и разглядывать выцветшие от времени фотографии.

К концу экскурсии у меня создалось впечатление, что я была знакома с Эйриком Халле лично. Сказать, что история его жизни меня впечатлила, значит, ничего не сказать…

Воистину это был прекрасный человек, до последнего боровшийся с Регентством, открыто критикуя закон о Внешности и разделение людей на классы.

Он со своими соратниками выступал на площади Мира, призывал к свободе, и участвовал в опасных расследованиях.

В общем, за словом в карман не лез, всегда был прямолинеен и говорил только то, что думал. Однажды сообщил, что откопал настоящую сенсацию ушёл в город за доказательствами и больше его никто не видел.

И пусть Эйрик Халле канул в неизвестность, сам он и дело его до сих пор живы.

За ужином Магнус снова сажает меня за свой столик, так что рядом со сидят Илва и Дин. Илва неторопливо вещает что-то об искусстве Барокко, а Дин теребит свой оберег — такой же кожаный треугольник, как и у Магнуса, только поменьше.

Замечаю, что все островитяне без исключения носят свои обереги. У кого-то это деревянная фигурка, у кого-то — золочёная гайка, но у большинства такие же мешочки, как у Магнуса и Дина.

В меню Ви-Ви сегодня жареная рыба. Одно из преимуществ жизни на острове — это, несомненно, еда.

— Ну и как прошёл твой первый день? — облако пряного дыма выплывает изо рта Магнуса. — Мой сын не утомил тебя?

— Ой, ну что вы! Дин был ко мне очень… внимателен.

— Что ж, я рад, что он не ударил в грязь лицом, — снисходительно улыбаясь, произносит Магнус. — А теперь пришло время познакомить тебя с твоим главным спасителем и нашим гением. Эй, Шпанс! Иди-ка к нам…

Из-за самого дальнего столика, за которым сидят Фолк и Бублик, встаёт мужчина — до того худой, что я невольно вздрагиваю — в Эйдолоне незнакомец однозначно получил бы статус испорченного. На вид ему лет сорок, но шагает он так тяжело, будто все его суставы разом иссохли, превратились в сухие сучья и вот-вот обломаются.

Он подходит к нашему столику, и я замечаю, что лицо у него такое же серое, как и моя прежняя одежда.

— Знакомься. Это и есть знаменитый Шпанс. Без него ничего бы не получилось.