100 грамм предательства

Отработав полную смену в Теплице, прополов кучу грядок и надёргав, наверное, целую тонну травы, я чувствую себя как никогда счастливой. Никаких нареканий. От заката до рассвета я пахала, прерываясь только на обед или чтобы попить воды.

Поужинав, мы отправляемся в Библиотеку Либерти.

Она поражает. Круглая комната ломится от книг. Конечно, она не сравнится с городской Библиотекой, где книг, наверное, как песчинок в море. Только все песчинки лежат в строгом порядке в определённых секциях. И у каждой — своё место в безмятежном море знаний.

Разрешённые. Рекомендованные. Нейтральные. Развлекательные.

Сколько себя помню, я всегда выбирала нейтральные книги — в них хоть что-то можно было почерпнуть.

— Вот… — демонстрирует Дин, окидывая взглядом комнату. — Конечно, не так много, как хотелось бы… Часть книг досталось нам в наследие от самого острова, часть мы принесли с собой.

У меня перехватывает дыхание. Ощущение, что сами книги живые и дышат. Беру одну, даже не глядя на заголовок. Открываю. Шелест страниц. Выхватываю глазами случайный абзац.

Если ты когда-нибудь повстречаешь человека, и он покажется тебе… непохожим на тебя и на других… одного из тех редких людей, которые проходят среди нас как ослепительные звезды… постарайся не забыть, что знать таких людей — большое счастье, но любить их опасно6

.

Захлопываю книгу, отчаянно краснея.

***

Воскресным утром я появляюсь в Красном зале, когда все уже собрались, и пристраиваюсь у облезлой стены у самого входа.

Судя по всему, давным-давно здесь был театр: об этом свидетельствуют и кресла с бледной красной обивкой, и старые рваные портьеры по бокам от сцены. Каждый новый ряд выше предыдущего, так всем присутствующим видно, что творится на сцене.

Сейчас там никого, только стойка сбоку и переносная доска — такие стоят в классных комнатах.

Наконец, в дверях появляется Магнус и поднимается на сцену. Люди не просто приветствуют его, они, выбросив вверх руки со сжатыми кулаками, громко скандируют:

— Ли-бер-ти! Ли-бер-ти!

— А ты почему не приветствуешь нашего лидера? — рядом вырастает Фолк.

— Что значит «либерти»? — спрашиваю, вместо ответа.

— Свобода, что же ещё? — отвечает он со скучающим видом. — Здесь все помешаны на свободе, разве ты ещё не заметила? — в его словах насмешка.

— А разве свобода — это плохо?

— Сама по себе — нет. Но пораскинь мозгами… — он стучит указательным пальцем по голове, — какая же это свобода, если тебя учат, как жить, что говорить и что делать. По мне — Магнус такой же Регент, как и тот, что в городе.

От его замечания становится мерзко. Разве можно их сравнивать?

— А ты поживи среди дефектных, и я посмотрю, как ты запоёшь! — огрызаюсь, в стремлении защитить Магнуса. — Ты не знаешь, о чём говоришь, потому что не жил там

.

— Зато я жил здесь. — Парирует Фолк. — Н-да… а с мозгами-то я похоже поторопился. Ладно, уважу тебя… — он поднимает руки вверх совсем как остальные. — Ли-бер-ти… Ли-бер-ти…

Только вот призыв из его уст больше походит на ругательство.

— Прекрати… — шиплю я.

Но толпа уже и так смолкает, Фолк — вместе с ней. Бушующее людское море успокаивается и наступает штиль. Все взгляды устремлены на Магнуса.

— Приветствую вас, свободные! — зал взрывается аплодисментами. — Сегодня я расскажу вам кое-что о Регенте, а потом мы поговорим о наших дальнейших планах. Итак… — Магнус подходит к доске, берёт кусочек мела и пишет посередине большими печатными буквами: РЕГЕНТ, — что вы знаете о регенте?

Со всех сторон сыплются эпитеты в адрес Регента — один другого краше.

— Да-да, я понимаю ваше негодование, но я сейчас не о том… — Знаете ли вы значение слова «регент»? — Все снова смолкли. — Нет? Тогда я возьму на себя смелость рассказать вам! — он аккуратно, будто сокровище, берет с трибуны листок бумаги и машет им. — У меня здесь два определения из разных словарей. Запишем первое…

Он ставит цифру один, и старательно выводит:

Регент — временно исполняющий полномочия правителя или правительства.

— Теперь запишем второе…

После цифры два, появляется ещё одна запись:

Регент — лицо, которое справедливо правит по своему усмотрению.

— Первое определение из старого словаря, который нашёлся в вещах Эйрика Халле, а второе — из более позднего. Вы заметили разницу?

Зал утвердительно загудел.

— Кто скажет, в чём отличие?

Лес рук взмыл вверх… Похоже, среди желающих нет только меня и Фолка. Он, понятное дело, не разделяет всеобщую жажду поучаствовать в беседе, а я хочу избежать повышенного внимания.

— Пожалуй, послушаем… Кару! — теперь все взгляды обращены ко мне. — Она с нами совсем недавно, так что будет интересно её послушать.