11/22/63

Я уже скучал по своему «Санлайнеру», а как же, но с этим все будет хорошо; скоро я куплю его вновь. Хотя, по-сравнению с предыдущим разом, мои финансы будут более ограниченные, по крайней мере, в начале (мой депозит в «Трасте родного города» пропадет, сотрется в следующий раз), я могу чуточку выгоднее поторговаться с Биллом Тайтесом.

Я думал, что смогу это сделать.

Я стал другим.

— Джейк? Что-то забавное?

— Да нет, ничего.

Я искал глазами изменения вдоль Мэйн-стрит, тем не менее, все здания были на своих обычных местах и в полном порядке, включая «Кеннебекскую фруктовую компанию», которая имела вид - тоже обычный - словно в паре неуплаченных долгов до финансового коллапса. Так же стояла в городском парке статуя вождя Ворумбо, и баннер в окне мебельного салона Кабелла так же уверял: МЫ НЕ ПРОДАЕМ НИЧЕГО УЦЕНЕННОГО.

— Эл, ты же помнишь ту цепь, под которой надо прошмыгнуть, чтобы возвратиться к кроличьей норе, не так ли?

— Конечно.

— И ту табличку на нем?

— Где написано о канализационной трубе? — он сидел, словно солдат, который ожидает, что дорога впереди может быть заминированной, кривясь каждый раз, когда попадалась колдобина.

— Когда ты вернулся из Далласа — когда ты понял, что слишком болен, чтобы с этим справиться, — табличка там так же висела?

— Да, — ответил он после минутного раздумья. — Висела, как и до того. Забавно, не правда ли? Кому же это нужно целых четыре года, чтобы отремонтировать какую-то там канализационную трубу?

— Никому. Особенно на фабричном дворе, где и днем и ночью заезжают и выезжают грузовики. Тогда почему это не привлекает ничьего внимания?

Он помотал головой:

— Без понятия.

— Она может там висеть именно для того, чтобы никто случайно не натолкнулся на кроличью нору. Но если так, кто же тогда ее повесил?

— Не знаю. Я даже не знаю, есть ли в твоих словах какое-то разумное объяснение.

Я повернул на его улицу, надеясь, что благополучно заведу его в дом, а потом еще преодолею около восьми миль до Сабаттуса, не заснув за рулем. Тем не менее, еще одна мысль роилась у меня в голове, и я должен был ее высказать. Пусть даже для того, чтобы Эл не завышал уровень своих ожиданий.

— Прошлое упирается, Эл. Оно не желает изменяться.

— Я это знаю. Я тебе об этом говорил.

— Да, говорил. Но вот что я сейчас подумал: это сопротивление является пропорциональным тем изменениям, которые за каждым конкретным действием должны произойти в будущем.

Он посмотрел на меня. Круги у него под глазами были темней, чем обычно, а сами глаза светились болью.

— А ты можешь повторить мне то же самое, только на человеческом языке?

— Изменение будущего для семейства Даннингов было более тяжелым, чем изменение будущего для Каролин Пулен, отчасти из-за того, что там было задействовано больше людей, но прежде всего потому, что девочка Пулен в любом случае оставалась живой. А Дорис Даннинг с ее детьми должны были умереть... и один ребенок все-таки погиб, хотя у меня есть намерение это исправить.

Призрак улыбки затронул его губы:

— Браво. Только в следующий раз не забудь пониже пригнуться. Обезопась себя как-нибудь от досадного шрама на голове, где волосы у тебя могут никогда больше не вырасти.

Относительно этого у меня были собственные идеи, но я не считал нужным их высказывать. Я направил машину на его подъездную аллею.

— Я хочу сказать, что мне, может, и не удастся остановить Освальда. По крайней мере, с первого раза, — хохотнул я. — И к чертовой матери, первый экзамен по вождению машины я тоже когда-то провалил.

— И я тоже, но нас не заставляли ждать пять лет до новой попытки.

Тут он был полностью прав.

— Сколько тебе, Джейк, тридцать? Тридцать два?

— Тридцать пять. — И на два месяца ближе к тридцати шести, чем было еще сегодня утром, но что такое пара месяцев в отношениях между друзьями?

— Если ты проебешь первый шанс и вынужден будешь начинать вновь, когда рулетка вторично обернется к призовой отметке, тебе уже будет сорок пять. Многое может случиться за десять лет, особенно когда прошлое против тебя.

— Я знаю, — кивнул я. — Взглянуть только на то, что случилось с тобой.

— Я рак получил из-за курения, вот и все, — словно в подтверждение этих слов, он закашлял, тем не менее, кроме страдающего выражения, я заметил еще и сомнение в его глазах.

— Возможно, так и есть. Я надеюсь, что именно так оно и есть. Но это одна из тех вещей, которых мы не можем зна...

Хлопнула, приоткрываясь, его передняя дверь. Дородная молодая женщина в салатном халате и белых туфельках медсестрички Нэнси[247] почти бегом спустилась с крыльца. Увидев съежившегося на пассажирском сидении моей «Тойоты» Эла, она дернула дверцу машины.

— Мистер Темплтон, где вы были? Я пришла, принесла вам лекарство, а когда увидела, что в доме пусто, подумала...

Он был способен на улыбку.

— Я знаю, что вы подумали, но я в порядке. Не в прекрасном, но в порядке.

Она перевела взгляд на меня.

— А вы? Зачем вы катаете его неизвестно-где? Разве не видите, какой он хлипкий?