Резолюция Берии министру внутренних дел СССР Круглову, Ванникову и Завенягину: «
В истории Атомного проекта можно отыскать и более поразительные примеры. Ноябрь 1949 года… С момента успешного взрыва первой советской атомной бомбы РДС-1 прошло два месяца. Производство хотя бы единичных новых атомных бомб — вопрос для СССР жизненной важности, а подписанный лично Берией протокол заседания Спецкомитета № 88а, констатирует, что детали РДС-1 из «аметила» (кодовое наименование плутония) на комбинате № 817 хранятся в сырых помещениях, что угрожает их окислением. Казалось бы, комментарии излишни — руководство комбината можно обвинить в государственном преступлении! Ведь плутоний в то время — главный фактор, который дороже золота! «Оргвыводы» же были следующими:
«…2. Указать начальнику комбината № 817 т. Музрукову и главному инженеру т. Славскому на недопустимость такого отношения к хранению изделий из аметила.
3. Заместителю начальника комбината № 817 по режиму т. Рыжову, ответственному за хранение аметила и давшему неправильное распоряжение о закладке деталей РДС-1 в сырое помещение, объявить выговор.
4. Обязать начальника комбината № 817 т. Музрукова в 3-дневный срок наладить бесперебойную вентиляцию хранилища, обеспечить тщательную просушку его и оборудовать приборами для контроля влажности и температуры.
Т. Музрукову лично систематически проверять состояние хранилища…
5. Поручить… т. Мешику с выездом на место проверить исполнение настоящего решения».
Как видим, в пресловутую «лагерную пыль» Лаврентий Павлович Берия никого не стёр.
БЕРИЯ присутствовал на испытании 29 августа 1949 года на Семипалатинском испытательном полигоне, тогда известном в узком кругу как «Учебный полигон № 2»… Он побывал в сборочном здании у 37-метровой стальной ферменной башни, на которую должны были поднять «изделие», затем отправился на командный пункт Опыта.
Башня на которой был размещен заряд первой отечественной атомной бомбы РДС-1. Рядом — монтажный корпус. Полигон под Семипалатинском, 1949 год
Пульт управления подрывом первой атомной бомбы
Атомный заряд первой отечественной атомной бомбы
РДС-1 в Музее ядерного оружия
Погода подводила — можно было ожидать всякого, вплоть до грозы. Как бы повторялась ситуация при первом американском взрыве в Аламогордо — там тоже с погодой не заладилось, и американцы вынуждены были отложить взрыв. У нас вышло наоборот — Курчатов, опасаясь неожиданностей от ветра и дождя, решил перенести взрыв с 8.00 на 7.00. Руководители опыта во главе с Берией находились на командном пункте.
В 6.33 29 августа 1949 года произвели вскрытие опломбированной двери в аппаратную, и было включено питание системы автоматики. 1300 приборов и 9700 индикаторов находились в готовности зарегистрировать все явления взрыва. Диспетчер опыта Мальский по трансляционной системе оповещения монотонно объявлял время, оставшееся до взрыва.
В 6.48 был включен автомат поля — автомат поэтапного задействования устройств подрыва капсюлей атомного заряда.
В 6.50 автомат поля включил накал всех ламп в приборах, расставленных по радиусам Опытного поля. И накалялись не только нити радиоламп — рос накал внутри тех, кто был сейчас на КП.
В «перестроечные» времена И.Н. Головин, сотрудник курчатовской Лаборатории № 2, осчастливил публику рассказом о том, что когда был запущен автомат поля, Берия якобы сказал Курчатову что-то вроде: «А ничего у вас не выйдет». Но Ю.Б. Харитон по поводу этой сплетни, прямо опровергая Головина, написал: «…такого не было. Головин на этих работах не был, а слухи распространялись всякие…»