125 rus

Я сложил в бумажник кучку кредиток разного баланса на счету и пачку купюр,

откладываемых на личное авто и наше с Мариной совместное жилье в перспективе, после

чего приступил к собиранию чемодана. Батюшка, глядя на это, хмыкнул, поставил в

проигрыватель диск Стинга и с выражением крайнего пренебрежения удалился на кухню.

Провозившись добрые полчаса со сломанной молнией у чемодана, я получил на свою

голову второе озарение, достойное на этот раз не дешевой беллетристики, а комедийного

фильма. Половина моей одежды (лучшая половина, заметим) во время нашей с отцом

перепалки крутилась и вертелась в барабане стиральной машины, и сейчас была в не

совсем пригодном к складыванию сухом состоянии. Вот тогда я уже начал злиться.

Покидав мокрые вещи вперемешку с нормальными, не забыв про заветные пластинки,

страницы из книг, переписанные от руки на долгую память, три блокнота (один – в

нагрудный карман, вместе с авторучкой), средства личной гигиены и две пары очков

(одни солнцезащитные, другие с диоптриями), я застегнул вредную молнию, резким

движениям поднял воротник плаща, окинул хладнокровным взглядом постылые покои и

отправился вон из этого дома.

На улице я едва успел выкурить сигарету, как меня тут же подобрало такси, что могло

только обрадовать, ибо я не надеялся на такую быструю работу в ночное время. Я уже

собрался было написать в блокноте адрес Марины, как что-то (в дальнейшем я называл

это Провидением) остановило мою руку. Кумир подростков, предлагающий выиграть

пейджер, продолжал заливать с голубых экранов где-то на задворках моего сознания:

«Такая маза в жизни бывает только раз». Я вспомнил, как, еще будучи школьником,

увлекался Второй мировой, и мой ныне покойный дедушка прислал мне карту места, где

он прожил всю жизнь, где шла война с Японией и где состоялось Хасанское сражение…

На обороте карты был нарисован земной шар, испещренный сеточкой меридианов и

параллелей, а вокруг него летел авиалайнер. Под этим нехитрым рисунком было

напечатано «Приглашаем посетить наш край!». На этом месте ход моих мыслей

остановился, как начало белой пленки на аудиокассете – верный сигнал того, что скоро

магнитофон сам остановит музыку, эта сторона записи кончилась. Эта сторона кончилась.

Я выронил ручку, пошарил по резиновому автомобильному коврику, поднял её и смог

написать только одно слово «Аэропорт», после чего отдал блокнот таксисту, который уже

начал нетерпеливо насвистывать. Он назвал сумму, я кивнул, и мы тронулись.

Второе, что меня неприятно удивило за этот вечер (после выверта отца) – стоимость

билетов на самолет. Она была настолько высокой, что мне показалось разумным

сэкономить, купив билет в один конец. Да, меня часто посещают не вполне адекватные

мысли, но мне, к счастью, еще ни разу не пришлось о них жалеть, и вышеупомянутый

поступок – не исключение. Ожидая посадки, я пытался дозвониться Марине, чтобы потом,

услышав гудки, написать ей смс. Однако, телефон ее был выключен, что вполне

объяснимо для человека, которому вставать на работу в шесть утра. Несчастный чемодан

я сдал в багаж и теперь прикидывал, каким слоем плесени покроется моя невысохшая

одежда за девять часов в воздухе. Потом съел чипсы. Потом выкурил две сигареты

подряд, пошел в бар и пил там джин. Возникло ощущение, что по ночам в аэропорту

половина народу спит в креслах в зале ожидания, а другая половина пьет в баре. Хотя,

наверное, и днем происходит то же самое, только суеты больше, да и всё. Нет, днем

меньше людей спит. Биологические часы, как ни крути, дело серьезное. Хотя у кого они

верно настроены в аэропортах, эти биологические часы?

Объявили мой рейс, и, подходя к турникету, я оглянулся назад и подумал об очень

характерных для такой ситуации вещах. Не слишком ли опрометчиво я поступаю? Что

ждет меня там, в совершенно неведомом краю? Что я приобрету там и что потеряю здесь?

Мне нечего было терять здесь, все прежнее существование, будь оно хоть на грамм ценно,

не утекло бы, словно песок, в никуда, не оставив после себя ни одного значимого

воспоминания. Девятнадцатилетний Гарольд, ступая на палубу корабля, не терзался

сомнениями, не анализировал и не предавался бесконечному самокопанию. Он всегда был

моим любимым героем и я никогда не упускал возможности лишний раз уподобится ему.

Ну а сегодня вообще можно было устраивать трибьют-концерт с моим участием,

насколько удачно я вписывался во все байронические трафареты:

«Меж тем тоски язвительная сила

Звала покинуть край, где вырос он, -

Чужих небес приветствовать светила;

Он звал печаль, весельем пресыщен,