«13-й апостол» Византии и Крестовые походы

Как следствие, уровень налоговых повинностей резко вырос, что сопровождалось запустением национальной торговли и обнищанием казны, вынужденной не только покрывать расходы на «круговые» войны – Византия, по сути, в течение нескольких лет пребывала в осаде, – но почувствовавшей на себе руку мздоимцев и расхитителей, которые оставались безнаказанными.

Нет, конечно, пышность царского двора, расходы на армию и Церковь, взяточничество чиновников и т.п. являлись обычными атрибутами византийской жизни. Но при благочестивых царях, на самом деле представлявших собой «живой закон», эти сомнительные по нравственной составляющей явления неизменно микшировались. Да и сами расходы на войну воспринимались византийцами с пониманием – никто и не ставил под сомнение мотивы действий Ираклия Великого, Василия Македонянина, Алексея I Комнина. Такие императоры являлись стержнем византийской государственности, нравственного консерватизма, присущей ромеям привязанности к формам жизни, выработанным жизнью и освященным преданием, стариной и обычаем.

Но когда помимо всех военных, экономических и социальных бед прибавилась смертная «чехарда» с царским троном, сопровождавшаяся ранее невиданными, омерзительными картинами публичного цареубийства, когда один за другим василевсы сменяли друг друга на троне, попутно предавая отечество ради собственной выгоды, народное сознание надломилось. По самым минимальным подсчетам, в Константинополе находилось не менее 80 тысяч вооруженных людей, но народ не хотел воевать за царскую власть, с которой ассоциировалось само государство, она оказалась для него чужой. Византия пала, поскольку в ту минуту уже не представляла собой Империю, а лишь механическую совокупность разных лиц, групп, кланов…

Глава 2. Латинская империя

Как быстро выяснилось, крестоносцы вовсе и не собирались воссоздавать некогда единую Священную Римскую империю – казалось бы, наиболее логичный вывод из минувших событий. Но главные воители Византии не относились к числу лиц, для которых эта проблема казалась актуальной. В последние столетия на титул «Римского императора» претендовал, как правило, только Германский король, который не участвовал в 4м Крестовом походе. А без него, если речь шла о воссоздании Священной Римской империи, ни проводить выборы Латинского императора, ни производить раздел земель Византии было невозможно с точки зрения правовой логики. Да и предполагать, будто французы, итальянцы и венецианцы будут озадачиваться его желаниями, было совершенно невозможно. Вместо этого, по примеру Утремера, где уже два столетия существовали Иерусалимское королевство, Антиохийское и Эдесское княжества, графство Триполи, было решено организовать политическую жизнь и на развалинах Византии.

Как уже говорилось выше, перед штурмом Константинополя латиняне квалифицировали всех византийцев преступниками, «соучастниками» Алексея V в убийстве императора Алексея IV. И как преступники они автоматически утрачивали право собственности на свое же имущество и земли, подлежащие разделу между пилигримами. Поэтому в первую очередь вожди латинян начали раздел имперских земель. Были переписаны все области, принадлежавшие Византии, а затем рыцари приступили к их дележу. Как и прежде, венецианцы получили наибольшие выгоды. К ним отошли Диррахий, Ионийские острова, многие острова Эгейского моря, области в Пелопоннесе, остров Крит, гавани во Фракии и Галлиполи и области во Фракии. Храм Святой Софии был также отдан в руки венецианским клирикам[1234]

.

Затем дело дошло до выборов Латинского императора. Всем казалось вполне естественным, что новое государство должно было иметь своего главу. При этом в основу выбора Латинского императора положили «договорную» теорию, согласно которой монарх является лишь «первым среди равных» и получает свои полномочия от вассалов.

Крестоносцы собрались в Святой Софии и вначале решили бросить жребий – поставили четыре чаши и в одну из них положили Святые Дары. Было решено, что тот, кто вытащит их, и станет императором. Но дож Дандоло, авторитет которого чрезвычайно вырос среди крестоносцев, убедил всех решить вопрос голосованием – как принято на Большом совете Венецианской республики. И при подсчете голосов выбор пал на графа Балдуина I Фландрского (1204—1205), которого втайне Дандоло и продвигал. Как рассказывают, именно дожслепец, добровольно отказавшийся баллотироваться в Латинские императоры, пожелал поставить Балдуина. Тихий и скромный, послушный его воле, граф Фландрии максимально подходил Дандоло.

Балдуин соответствовал и второму тайному критерию хитрого венецианца – его исконные владения Латинского императора находились вдалеке от Венеции. Логика простая – в случае конфликта он не сможет направить против республики свои войска. Наконец, граф нравился клирикам и соответствовал стереотипу религиозного мышления западного христианина, поскольку был на редкость благочестивым. По крайней мере, на фоне остальных латинян. И даже ежедневно проводил время в священных песнопениях[1235].