«13-й апостол» Византии и Крестовые походы

Зерно папского призыва попало на подготовленную и благодарную почву. Возбуждение было всеобщим. Все искали чудесных знамений на небе и земле, принимали их за проявление Божьей воли о необходимости идти в поход против мусульман. Весь мир, как говорил современник тех событий, изменился и был потрясен перемещением громадных толп народа с Запада на Восток. Прошел даже слух, будто Карл Великий воскрес (!), и многие ожидали конца света. Мужья покидали жен, а сыновья – родителей, вассалы освобождались от своих обязанностей, крепостные – от барщины; все спешно записывались в крестоносцы. Местные епископы с негодованием обращались к «негодным», кто держался вдалеке от «божественного служения», «подобно эпикурейцам предпочитает широкий круг наслаждений узкому пути служению Богу». Один французский поэт выразился в том духе, что тот, «кто не идет вместе с нами, тот сам себя бесчестит, потому что, я боюсь, гнев Божий постигнет того, кто без причины остается позади». Целые области опустевали, а дома стояли пустыми в ожидании возвращения своих хозяев из Иерусалима[325].

Но сколь заманчивой была идея вооруженного паломничества на Западе, настолько же она отцвела «пустоцветом» на Востоке, оставаясь чуждой и даже непонятной для византийского менталитета. Никогда за всю свою тысячелетнюю историю Византия не вела религиозных войн. Даже с персами при императоре Ираклии Великом и с арабами при царях Исаврийской династии войны велись с захватчиками, а не с зороастрийцами или мусульманами. Хотя и приняли статус «священной войны» за отечество[326].

Второй неприятной неожиданностью для василевса стало самовольное изменение крестоносным воинством цели Священного похода по сравнению с тем, как это предварительно проговаривалось с Робертом Фландрским. Вместо защиты Константинополя и освобождения Малой Азии, о чем некогда просил император, вожди пилигримов мечтали уже о Иерусалиме. Очевидно, что в случае успеха похода сразу же вставал вопрос об освобожденных от сарацин территориях, ранее принадлежавших Византийской империи. Какова будет их судьба? Равно как и судьба Иерусалима?

Однако разочарование ждало не только императора – вскоре и апостолик понял, что уже не в силах контролировать пробужденные им самим силы. Так, вожди Крестового похода дружно проигнорировали папские планы, проявив абсолютную индифферентность к идее воссоединения двух Церквей, о чем мечтали Алексей I Комнин и Урбан II. И уж, конечно, менее всего думали о церковном мире[327].

Нужно ли говорить о том, что Комнин воспринял известия о Крестовом походе без большого восторга? Особую его тревогу вызвало известие о том, что папа Урбан предложил крестоносцам сделать Константинополь местом общего сбора. Он уже имел возможность убедиться, что франки – народ дерзкий и ненадежный. Случились и грозные предзнаменования, не обещавшие от грядущих событий ничего хорошего. Так, по Византии понеслись тучи саранчи, сожравшие виноградные листья, но не тронувшие зерновые культуры[328].

С практической точки зрения желание пилигримов не защитить Константинополь, как того просил Алексей I, а освободить Иерусалим, уже четыре века пребывавшего во власти мусульман, было для него просто непонятно и даже абсурдно. Довольно скептически оценивая идею освободить Святой город, Комнин нисколько не заблуждался. Его опытный и практический ум быстро пришел к выводу о том, что едва ли западное воинство сможет всерьез угрожать мусульманам, прочно укоренившимся в Малой Азии, Египте и Палестине. Даже если первоначально успех будет сопутствовать им. И действительно, как покажут будущие события, предчувствия его не обманули. В течение столетий все крестоносные начинания захлебывались вдоль узкого сирийского побережья, не причиняя особого вреда туркам.

По этим причинам вовлеченный помимо своей воли в крестоносное движение Византийский император хотя и выделил небольшие воинские отряды для помощи западному воинству, но приказал своим полководцам не выходить за границы Малой Азии. И впоследствии византийцы не принимали никакого участия в освобождении Сирии и Палестины от мусульман[329].

Попутно Комнин вступил в переписку с аббатом МонтеКассино Одерисием, одним из самых почтенных и бескорыстных прелатов Италии. Понимая, что отдельные пассажи из их переписки вскоре станут известны широким кругам Западной Европы, царь поведал о своем горячем желании помочь крестоносцам, хотя сотрудничество с ними и таит множество опасностей и проблем. Это было и косвенное обещание помощи, и в то же время… не несло за собой ничего конкретного – вполне в духе византийской дипломатии[330]. Что из этого получилось мы скоро узнаем…

Глава 5. 1й Крестовый поход