«13-й апостол» Византии и Крестовые походы

Надо, однако, сказать, что для современников тех далеких событий слова и термины, употребляемые сегодня легко, имели куда более содержательный смысл. Обет крестоносца, практически копировавший обет пилигрима, обязывал крестоносца исполнить данное им слово под страхом Апостольского проклятия и вечного осуждения. Более того, его исполнение должно было подтверждаться материально: пальмовые ветви, собранные в Иерихоне, письма короля или Иерусалимского патриарха, гроссмейстеров рыцарских орденов и других высокопоставленных лиц. А забывавшие об обете крестоносцы немедленно претерпевали самые негативные последствия: их лишали наследства, объявляли вероотступниками, запрещали посещать храмы и в целом выказывали откровенное презрение.

Поэтому принятию обета предшествовала тщательная подготовка. Будущий крестоносец должен был пройти стадии «размышления» (deliberatio), «намерения» (propositum) и затем уже давал сам обет (votum). Слова обета произносились непременно на Литургии, и момент принятия креста как знак того, что человек стал крестоносцем, определял коренное изменение его юридического статуса.

Не всякий удостаивался чести назваться крестоносцем. Когда некий рыцарь Гуго Брошар из городка Турню, что в Бургундии, просил прощение за захват земель, принадлежащих церкви Святого Филлиберта, ему чуть не запретили участвовать в экспедиции, поскольку таким грешникам не пристало носить на своей одежде знак Креста. А братьям Понсу, Петеру и Бернару, рыцарям из Мезенка, монахи монастыря ЛеШаффр в Оверни не позволили отправляться в Крестовый поход. И публичные просьбы о прощении совершенных в прошлом актов насилия не смогли расстрогать сердца братии. Лишь по особому разрешению епископов Ле Пюи и Манда рыцарям было дано разрешение надеть одежду крестоносцев[322]

.

Примечательно, что Церковь не только могла запретить тому или иному лицу отправиться в Крестовый поход, но, напротив, нередко считала себя вправе обязывать некоторых лиц давать крестоносные обеты. Так, обет креста часто налагался на мирян, совершивших тяжкие преступления (убийство, например), обвиняемых в ереси, нелегальной торговле с мусульманами, поджогах и т.п. По этой причине в крестоносных мероприятиях всегда принимало участие множество людей, далеких от желания соблюдать дисциплину и промышлявших грабежами.

Но, разумеется, крестоносцы имели и существенные привилегии. Так, их имущество моментально выпадало изпод светской юрисдикции вплоть до возвращения воина Христа домой. Оно не подлежало налогообложению, и на него не могло обращаться взыскание по долгам. Но самое главное – крестоносцы твердо верили, что в случае смерти они немедленно попадут в Царствие Небесное. Если, конечно, их поход в Святую землю был совершен не изза тщеславия или жажды денег, а по зову благочестивого сердца.

Развивая эту крайне важную и притягательную для всех идею, в 1181 г. папа Александр III (1159—1181) издаст буллу «Сor nostrum», в которой торжественно провозгласил, что не только сам крестоносец в случае смерти получит полное отпущение грехов, но все его родственники, жена, сыновья, дочери, братья и сестры, живые и уже умершие, также получают освобождение от власти греха. Эта практика получила устойчивый характер, и лишь в 1457 г. при папе Калликсте III (1455—1458) обещание отпущения грехов коснулось лишь тех умерших, души которых пребывают в чистилище. Но и это, согласимся, для современников было совсем немало[323]

.

Попутно скажем, что термин «Крестовый поход» не был изобретением ни папы Урбана, ни его современников, которые называли эти грандиозные по своему масштабу мероприятия «iter» («путешествие») или «peregrination» («паломничество»). Только в конце XII века появится специфический термин «crucesignatus» («тот, кто обозначен крестом»), и со временем стало общеупотребительным французское слово «croisade», которое переводилось как «путь креста». А само понятие «Крестовый поход» является красивой выдумкой историков более поздних поколений[324].