13 монстров

Наконец ему повезло. На конечной вышли все, кроме двоих: огромного бесформенного мужика и прижимавшейся к нему кривоватой старушки. Андрей разглядел их, когда вагон опустел. Мужик в черной шапке и пуховой куртке с высоким толстым воротником, закрывающим половину лица, и прилипшая к нему худая женщина. Проверяющая в синем жилете прошла мимо, встала у открытой последней двери, замерла на секунду, подняла руку с рацией. Время замедлилось, сердце заколотилось, от черных волн перед глазами вагон то темнел, то слепил. Андрей сначала вышел вместе со всеми, а когда двери уже начали закрываться, решительно запрыгнул в вагон. Резиновые зубы цокнули за спиной, Андрей подбежал к этим двоим, сидящим без всякого движения, зацепил мужика за воротник и потянул на себя. Забыв про боль, про забинтованную руку, рванул так, что с пальцев чуть не посыпались ногти – огромное тело не сдвинулось ни на миллиметр, оно точно вросло в сиденье, приклеилось к обивке, словно его привинтили к вагону, как несгораемый шкаф на случай землетрясения. Андрей упал на спину, звонко ударившись затылком о сиденье, и ошалело уставился перед собой. Их лица показались неживыми, серые сухие глаза, бледная пепельная кожа. Андрей встал и ударил мужика кулаком по лицу. Мужик даже не вздрогнул, но лицо его исказилось, заворочалось, что-то перекатывалось и возилось внутри. Андрей отшатнулся.

Когда двери снова открылись, в вагон влетела надутая проверяющая. Лицо ее было красным, ноздри превратились в два огромных черных отверстия.

– Вы это видите, видите?! – закричал Андрей, вытягивая перед собой забинтованную руку.

– В обезьянник захотел? – грозно прошипела женщина. – Обеспечу! Ну-ка, выметайся отсюда, чертов алкаш. Пошел прочь, сейчас наряд вызову.

– Да вы посмотрите! Это они забрали Анечку, они! Кто это? Что?! Неужели вы не видите?

– Вали отсюда! Сколько можно здесь околачиваться? – Она вышла на станцию, и Андрей вздрогнул от неожиданного скрежета рации.

По лестнице спустились полицейские, заперли Андрея в клетке, составили на него протокол о нарушении общественного порядка на станции, выписали штраф и к часу ночи отпустили. С этой бумажкой он встал на пути уборщицы и ее послушной улитки.

Женщина остановила перед ним свою яркую машину, подошла и, озираясь, прошептала:

– Жуткое дело… ты так долго не протянешь…

Андрей уставился на ее мясистые губы, бинт на его руке напитался кровью и потяжелел, на кончике указательного пальца набухла красная капля. Поврежденные ногти ныли тупой болью. Уборщица оглянулась, безмолвными тенями мимо проплыли какие-то люди.

– Они что, их не видят… – начал Андрей и осекся, покусывая губы, в голову постучалась мысль, не сошел ли он с ума, может, и нет никаких уродов, а это все ему кажется, но как же объяснить тогда его руку и прочее…

Женщина нахмурилась, всматриваясь в него – в грязную бороду с перьями проседи, в морщины на лбу и мечущиеся зрачки. Казалось, что ее выцветшие глаза читают мужское лицо, проверяя намерения его владельца на твердость.

– Что же делать? – осторожно спросил Андрей скорее у самого себя.

Уборщица прикрыла рот рукой, по щеке покатилась слеза. Женщина смахнула ее к уху и молча вернулась к ручкам своего аппарата. Показала Андрею жестом, чтобы не мешал, но тот остался.

– Отойди! – крикнула уборщица и добавила сквозь зубы: – Ты дурак, ты погибнешь, даже если вернешься… – голос ее утонул в звоне прибывающего поезда, Андрей продолжал стоять. Наконец женщина снова подошла к нему и произнесла с неожиданным напором:

– Надо стать одним из них… для этого есть одно простое правило, но очень трудное, ты запомни его, оно касается их и тебя и пригодится потом, в нем весь смысл, – она вдруг запнулась, точно сверяясь со своим внутренним голосом, вытерла лицо и добавила совсем тихо, едва слышным шепотом, внутри которого будто хлюпала грязь: – Ты то, что ты ешь.

Андрей с недоумением посмотрел на уборщицу.

– Ну, а если не понял, значит, и делать тебе там нечего, и себя погубишь, и девочку свою профукаешь. Больше ничего не скажу, и так грех на душу взяла, проваливай отсюда, у меня смена, вода сохнет.

Андрей задумчиво отошел в сторону, перебирая в голове ее слова, словно раскисшие горошины. Слова облепили его, одни большие и тяжелые, другие мелкие и ущербные. Он посмотрел на свои забинтованные руки и отправился домой. И с каждым новым шагом мысли его словно утрамбовывались и укладывались в правильном порядке, обретали некую стройность. Шаги становились все уверенней и крепче. Андрей поднялся по эскалатору и вынырнул в желтушный кисель улицы. Морозный ветер тут же влепил ему свою дежурную пощечину. От жуткой догадки всё остановилось. Андрей провел рукой по вспотевшему лбу, зажмурился и согнулся над ближайшей урной от неожиданного приступа рвоты.