Объявили конечную, эти двое продолжали сидеть, Андрей навис над ними, как подъемный кран над стройкой. Когда пассажиры разошлись, станция затихла, желтый гудящий свет заполнил пустоту и застыл в ожидании следующего поезда. Подземная тишина расползлась по сверкающей гранитной пещере. В вагон зашла проверяющая – широкая, разъевшаяся женщина в синем жилете с надписью «Служба безопасности» на спине. В руке у нее была рация. Она подошла к Андрею:
– Пассажир, конечная, освободите вагон.
Андрей вцепился в поручень, сверля взглядом сидевшего перед ним мужика, почему-то тоже не собиравшегося выходить:
– Ну-ка, встань, – проговорил Андрей, мужик не отреагировал, тогда он крикнул: – А ну, встал, сволочь! Я кому сказал, вста-а-ал, быстро!
– Гражданин, ну что непонятного? – встряла женщина с рацией. – Освободите, конечная.
– Где моя дочь?! – прокричал Андрей. – Моя дочь! Ну-ка, встал, падла!
Парочка на сиденье даже не шевельнулась, Андрей сжал кулаки.
– Покиньте вагон, конечная, я кому говорю? – произнесла проверяющая. – Не идет дальше поезд, пьяный, что ли? – Она приблизилась к Андрею и, опасливо принюхиваясь, отступила. Подняла рацию: – Восьмой вагон у меня.
Андрей с силой толкнул в плечо мужика, сам чуть не упал, отшатнулся. Большое круглое плечо вмялось в куртку, словно под слоем одежды была пустота, а затем выправилось, принимая прежнюю форму.
Женщина в синем жилете брезгливо посмотрела на Андрея. По вагону застучали шаги полицейских. Андрей напрягся, их было двое – один мясистый крепыш с красным лицом и пшеничными бровями, а второй, словно ворон, сутулый и черный, с большим кривым носом. Подошли, встали за спиной.
– Гражданин, не задерживаем, – произнес крепыш, – конечная. Пьяный, что ли?
Андрей растерялся. Один полицейский оторвал его руку от поручня, второй толкнул в спину. Резко и больно ему сдавили шею и выдавили из вагона.
– Моя дочь! Они похитили мою дочь! Да отцепитесь вы…
– Нет там никого, все вышли, – язвительно крякнул полицейский, – иди домой проспись.
– Как никого? А эти?! Да стойте же, смотрите, вы что?! – Андрей вырвал руку и махнул в сторону торчащих за стеклом голов.
– Так, – оттесняя Андрея от поезда, произнес полицейский, – будешь нарушать порядок, задержим под протокол, понятно?
Андрей хотел вырваться, вернуться в вагон, ему не дали. Проверяющая буркнула что-то в рацию, двери закрылись, и поезд потащился в туннель. Полицейские отступили, Андрей остался на платформе. Его стал душить оглушительный ужас, и вдруг он забыл, как и почему здесь оказался, не мог понять, что написано на стене над рельсами – название станции. Не мог осознать, что происходит, почему он здесь, почему он здесь
Прошел один состав. За ним другой, третий. В лавине пыльных запахов Андрей держался за соломинку с запахом детского шампуня «Кря-кря», которым пахли дочкины волосы. Приятный, выдуманный запах, «мультяшный», как она его называла. На пузырьке с шампунем были нарисованы утята. Ее голос так похож на мамин, и он безумно любил их – живую и мертвую. Он жил только ими, а сейчас терял обеих.
Рядом загудела уборочная машина. Словно огромная рыжая улитка, она выбралась из невидимой норы и поползла в дальний конец платформы, оставляя за собой влажный след и сопя. Затем вернулась, остановилась рядом с Андреем и затихла.
– Забрали… – спросил женский голос и, не дождавшись ответа, продолжил: – Кого?
Андрей поднял глаза на еще одно незнакомое лицо – серая пепельная кожа, бумажные сухие морщины и выразительный большой рот с выдающимися вперед жирными губами. В ее дрожащих глазах он разглядел понимание, жалость, даже сострадание, и отозвался этим неслышным словам, его душа отозвалась, но в горле Андрея загустел комок, он ответил не сразу:
– Дочь.
Женщина встала рядом, дотронулась до него и произнесла:
– Ты можешь ее вернуть… – она говорила как-то странно, будто рот ее был наполнен кашей.
Андрей молчал.
– Тяжело, но… – женщина сжала губы, – ты должен пройти с ними дальше, в туннель.
– Что? – вытянул шею Андрей. – Что я должен?
– Надо стать… – ее глаза сузились, – надо… как они.
У Андрея снова закружилась голова. Реальность снова показалась ему страшным сном, со своими странными, непонятными правилами.
– Одеться, что ли… как бомж? – спросил он.
– Нет, не совсем… у них не так… это… – уборщица подошла еще ближе, Андрей уставился на ее пятнистые губы, обжигавшие его лицо вонючим шепотом, – одного из них надо
За следующую неделю Андрей проделал долгий путь от неверия до одержимости. Желание найти Анечку стало для него Богом. Бог оказался злым и потребовал жертв.