13 монстров

А вот Артем, в отличие от остальных-прочих, не станет, к примеру, выяснять, почему ненаглядная явилась домой под утро со следами побоев на лице. Или какого черта вышла на минуточку за хлебом, а очнулась в больнице с ожогами третьей степени.

Тьфу, дура, выругала себя Инга. Настроила планов, кретинка. Ее, по всей видимости, уже сегодня понесут на погост, да и его за компанию. А если не понесут, с чего она взяла, что мальчишка согласится на такое, прямо скажем, сомнительное счастье и тонну связанных с этим счастьем проблем? У него своих полон рот.

– Тема, вставай, – задорно окликнула она будущего соседа по погосту. – Удачу заспишь.

Артем зевнул, протер глаза, затем улыбнулся.

– Удачу заспать нельзя, – заявил он. – Древние греки говорили…

Что именно говорили древние греки, Инге узнать не удалось – помешал подскочивший к ней и ухвативший за локоть Бекетов.

– Так, живо за мной, – скомандовал он. – Лететь долго, потрепаться успеете.

– Вы собирались доложить, к чему такая спешка, – язвительно заметила Инга.

Выяснилось, что спешкой они обязаны одному из спецназовцев-головорезов, с которым фээсбэшнику необходимо было поговорить, прежде чем тот отдаст Богу душу.

– Уцелел, значит, один? – невозмутимо уточнила Инга.

– Уцелел, – проворчал Бекетов. – Если можно так выразиться. Сам не особенно в курсе, на месте разберемся.

В неказистом и тесном, явно не рассчитанном на перевозку гражданских лиц, самолетике Инга умостила голову у Артема на плече.

– Посплю, – зевнула она. – Хотя постой. Ты, дорогой товарищ, по жизни кто? Чем занимаешься?

К Ингиному удивлению, оказался «дорогой товарищ» вовсе не бесшабашным сорвиголовой, как она сама, а, напротив, самым что ни на есть обывателем и домоседом.

– На университетской кафедре штаны протираю, – отчего-то покраснев, пробормотал он. – Я хотел в медицинский, но мама настояла. Сейчас диссертацию заканчиваю, по теме «Культура Древнего мира».

С четверть часа Инга сквозь полудрему вслушивалась в несусветную чушь об аргонавтах, циклопах и прочих минотаврах. Затем заснула.

– Его зовут Фархад Расулов, – бросил, сбежав с крыльца красноярского госпиталя, Бекетов. – Он умирает: обширный инфаркт, множественные повреждения внутренних органов, коллапс. Пребывает в коме, так что поговорить с ним не удалось. Врач, однако, утверждает, что дважды Расулов приходил в себя, и… – капитан задумчиво поскреб в затылке и замолчал.

– Что «и»? – резко бросил Артем.

– По словам доктора, Расулов бредил. Но в бреду настойчиво повторял, что его товарищи погибли от страха.

Артем недоверчиво скривил губы.

– Не понимаю, – сказал он. – Как далеко отсюда эта ваша аномалия?

– Километров триста пятьдесят.

– Как тогда этот человек досюда добрался?

Бекетов невесело фыркнул.

– Его собака вытащила. Расулов – кинолог, проводник розыскного пса по кличке Шамиль. Вот этот Шамиль и волок его несколько километров, пока не доволок до рации. Расулов сумел вызвать подмогу, его эвакуировали транспортным вертолетом.

– А пса? – встряла Инга. – Его тоже эвакуировали?

Бекетов досадливо махнул рукой.

– Понятия не имею. Забудьте об этом. Собака – отработанный материал. Такие, как она, умирают вместе с хозяином.

Инга шагнула к фээсбэшнику.

– Это такие, как мы с ним, – кивнула она на Артема, – отработанный материал. Извольте узнать, что с собакой.

– Ладно, пожалуйста, сейчас свяжусь с транспортниками.

Пятью минутами позже выяснилось, что пес и вправду издыхает.

– Он в местном питомнике, – недовольно пробурчал Бекетов. – К себе никого не подпускает, от пищи отказывается. Ветеринар сказал – обычное дело, собственно, как я вам и говорил.

– Поехали в питомник!

Бекетов опешил.

– Вы что, с ума сошли?

– Разумеется, – кивнула Инга.

– Давно, – подтвердил Артем. – Гипофобия – заболевание психическое, вы не знали? Мы с Ингой сошли с ума, когда родились.

Шамиль умирал. Растянувшись на дне решетчатого вольера и вывалив язык, он прерывисто, шумно дышал. Мутная пелена уже застила глаза, шерсть свалялась, вытянутые лапы конвульсивно подергивались.

– Он не подпустит вас, – устало сказал ветеринар. – Чует, что хозяин уже не жилец. У пса еще остались силы, немецкие овчарки крайне выносливы. Но он намеренно расстается с ними. Понимаете, эти собаки – смертницы. Редко какая доживает до старости.

– Понимаю, – согласилась Инга. – Это мне очень знакомо. Отоприте вольер.

– Ни в коем случае. Пес вас порвет.

– Я сказала: отоприте вольер!

– Отоприте, – нахмурился Бекетов.

Инга шагнула внутрь, опустилась на корточки. Шамиль зарычал, подтянул лапы и подобрался. Секунду-другую они глядели друг другу в глаза.

– Страшно? – тихо, едва слышно спросила пса Инга. – Страшно там?

Шамиль оскалился. Мутная пелена рассеялась, собачьи глаза увлажнились. Не отводя взгляда, «отработанный материал» беззвучно плакал.

Инга протянула руку.

– Я смертница, – сказала она. – Как и ты. И я ничего не боюсь. Ничего вообще. Тебя не боюсь. И смерти тоже. Ты понял?

Шамиль подался вперед, вытянул морду, осторожно лизнул протянутые к нему пальцы.

Инга обернулась через плечо.