14 друзей хунты

— Уже 1:45.

— Блядь, поспали, в 5 вставать. Хуй з ним. Йди до наших в палатки, роз’ясняй шопочьом і кажи, шоб в два-нольноль підтягувались.

— Принял, уебал.

Уже когда воин был на выходе, успел добавить:

— Тільки в ротного палатку не заходь жеж.

— Чего?… А, тю блядь, принял. Ыыыы)

В нашей палатке начался движ. Я и еще три человека молча одевались, обувались и собирались. Остальные или спали, или делали вид, шо спали.

— Тільки пізди дамо чи різати теж буде́мо?

— Різать? А, да, можна і порізать.

— Добре, ніж во́зьму.

Тут следует пояснить, что имелось в виду резать стропы на палатке, чтоб она завалилась. В тот момент я улыбнулся: понял, как странно звучит этот диалог для тех, кто притворился спящим.

— Час пійсятпять, ідьом.

Улица встретила холодом и ветром в лицо, перехватывающим дыхание. Из палатки аватаров по-прежнему доносились звуки веселья, песни и крики на пол палаточного городка. Отовсюду к нам тихо подходили сослуживцы. Их силуэты карикатурно, как в мультиках, оттенялись на брезенте палаток (рицарі плаща, блядь, і йобаного кінжала), еще шесть… Итого десять.

— Прівєт, старий. Який план?

— Давай подумаєм, — сказал я, подкуривая сигарету.

Но гениальному плану родиться не дал раздраженный голос из-под балаклавы слева:

— Вы еще карту разверните. Вламываемся по проходам, убиваем всех, кто стои́т. Все.

— А потім відкочуємся назад.

— Перше я ріжу віровки, — тихо сказал голос справа.

— А ми добиваєм тих, хто встає, — продолжил голос сзади.

— От и заєбісь, порєшали, — сказал я, швырнув бычок вверх по ветру.

Мы выстроились возле входа с двух сторон. Кто-то начал шепотом считать:

— Рааааз. (Додому-то всього 50 кілометрів)

— Дваааа. (Хоть би не вбили когось сьогодні)

— Три! (Блядь, мені 30 год, чим я, сука, занімаюсь?)

Все, что было дальше, происходило значительно быстрее, чем может показаться. Вся «акция» длилась не более 2–3 минут.

Итак, двумя стройными колоннами мы ворвались в воняющую перегаром, горелым салом и потняками палатку. Я шел вторым и встретился лицом к лицу со вскочившим из-за кипиша пьяным дебилом. Времени думать не было, и я просто с разгона ткнул его головой в рыло. Что-то чвякнуло, и хуйман упал между кроватями (як мішок з гамном). Глаза нашли его соседа по койке, тот испуганно сидел с поднятыми вверх руками (отбой, хай плєнний сидить, можна осмотрєтса).

Палатка наполнилась криками, матами, звуками бьющихся ебальников и топотом ног.

— Всим, хто не хоче пизди получать, сука, лєжааать! — проорал я. Но никто не услышал, все были заняты. (Грюнвальдська, нахуй, битва, иииии).

Мимо меня пронесся огромный кулак со скоростью японской торпеды и смачно угодил прямо товарищу в ухо. Думаю, если бы мне, то я потух бы наверняка. Товарищ не потух, но в глубоком нокдауне рухнул между койками, а следующий сосед хуя с поднятыми руками, сидя на койке, начал добивать ногами моего побратыма.

— Стаямбааа, сукааа! — завопил я и прыгнул на койку. С ноги в голову, потом за шиворот и еще с колена в голову (о, поплив) и в догоночку прямой четко в глаз. Враг повержен, скрутился калачиком и закрыл голову.

Взгляд привлек Мопед, на которого напал огромный, двухметровый пьяный кретин с чугунной сковородой в руке. Бедному Мопеду ничего не оставалось, кроме как схватить крышку от той же сковородки и с ней бегать вокруг стола, отбиваясь и уворачиваясь с криком «Постав пательню і бийся як чоловік».

Кореш с пропущенным прямым нуждался в помощи, и я начал поднимать его, чтоб эвакуировать. Все это время чувак с поднятыми руками так и сидел, ровно до тех пор, пока я не наклонился возле него над своим «трехсотым»… А потом эта сука (трезвая) красиво шарахнула меня в челюсть сбоку. Когда голова откидывалась, я успел увидеть, как сковорода валяется на полу, а чувака, который бегал с ней, люто пиздят электрочайником по голове (получив, підар). Наверное, я бы забил того хера, что лупонул исподтишка, но в этот момент летящий предмет (бутилка, по ходу) угодила в плафон единственной лампочки. И наступила тьма)

Махнув на всякий случай ногой там, где сидела эта мавпа подлая, помог подняться своему боевому товарищу.

В тот момент мне хотелось сжечь это кодло, и я подумал, что надо перевернуть им буржуйку. Видимо, не одному мне хотелось, ибо ровно в ту же секунду, как я об этом подумал, Лысый, добив чувака с рукой-торпедой, ногой пнул буржуйку. Она перевернулась, и малиновые угольки рассыпались с веселым треском по полу, на миг осветив внутренности притончика.

Результаты были налицо. Вернее, на полу разгромленной в битве палатки. Кто валялся, кто вставал, кто пытался встать, кто сидел… А наши начали отходить. (Щас побачать, шо виходим, — ломануться вперед).