1888

– Виктор придет по вашу душу, посадит за решетку и станет еще богаче, пока вы будете гнить в тюрьме. Перестаньте пугать меня, а то уже не различаю, где вы шутите, а где говорите серьезные вещи.

– Мистер Брандт, – отозвалась миссис Мур, – с вашим умением забалтывать, склонностью к лести и острым умом, вы могли бы уже давным-давно очаровать какую-нибудь старую богатую вдову, нуждающуюся в мужском внимании. Создали бы семью и жили бы у нее на обеспечении.

– Как это делает ваш муж?

Повисла могильная тишина. Озлобленно покусывая губы, женщина прожгла меня взглядом, после чего переглянулась с Бенедиктом, выпрямилась и, сильно оскорбившись моим вопросом, покинула комнату вместе с детьми.

По словам Клаудии, Кэтрин, несмотря на жалобы в редкие минуты слабости, занималась самовнушением, помогающим не сойти с ума, и беседами с прислугой о семейном счастье. Оно и понятно – я бы и с семью детьми кричал на каждом углу, как все замечательно, если бы мой отец владел большей частью транспортной системы столицы.

Чем миссис Мур успокаивала себя сейчас, когда денег с каждым днем становилось все меньше, мне неизвестно.

– Надо бы немедленно выгнать вас из дома за нарочитую грубость, – сказал мистер Мур, задумчиво проведя рукой по подбородку. – С другой стороны, как раз из-за нее Кэтрин наконец-то ушла.

– Если жена вызывает одно отвращение, то почему бы не отравить ее, как мужа своей старшей дочери?

Старый друг подскочил, уронив кресло, схватил меня за грудки, чуть приподняв на полом, и плотно прижал к стене.

Я попытался вырваться, но руки Бенедикта сразу же оказались на моей шее и сжали ее, что есть мочи. Сил сопротивляться крепкому, большому мужчине становилось все меньше, но он вдруг опомнился, разжал пальцы, упал на колени рядом со мной и стал умолять о прощении, пока я откашливался, едва оставаясь в сознании.

Постучав, в гостиную заглянул мажордом.

– Мистер Мур, одежда для мистера Брандта поглажена, – сказал Эдмунд, а после взглянул на меня и спросил: – Нужна помощь? Врач?

– Нет-нет, – хрипло ответил я, – очередной приступ. Не беспокойтесь.

Мажордом пожал плечами, повесил мой вечерний костюм на вешалку и хотел было поднять упавшее кресло, но был остановлен Бенедиктом, который попросил его выйти из гостиной.

Только Эдмунд оставил нас наедине, как мистер Мур заговорил со мной, заикаясь на каждом слове и стараясь скрыть нервное потряхивание всего тела.

– Итан, извините, если сможете. Мне стоит принести что-нибудь, что сгладит произошедшее недоразумение.

– Надеюсь, по пути вы выпьете пару пузырьков успокоительного. К счастью, у Кэтрин его предостаточно, – ответил я, поправляя взлохмаченные волосы и перекошенный галстук. – Обязательно возвращайтесь, нам нужно побеседовать.

Рубашка Бенедикта выбилась из брюк, и когда он шел к выходу из комнаты, потягиваясь руками вверх и делая глубокий вдох, я увидел, что у него сбоку выпали два билета.

До прихода к нему в гости я слышал, как молоденькой соседке мистера Мура подготавливали экипаж ко времени, назначенному за час до балета. Стоило ли мне спрашивать у мужчины о таком совпадении? Наверно, нет. Вдруг он попытается придушить меня снова?

Пока Бенедикт искал одну из своих настоек, позволяющих после употребления пообщаться разве что с умершими предками, я поднял упавшее кресло и повесил пиджак мужчины обратно на спинку.

– Мистер Брандт, раздевайтесь, – заявил вернувшийся Бенедикт с бутылкой в руках.

– Женщины вас больше не привлекают?

Он искусственно рассмеялся и предложил померить вещи.

– Давайте сначала выясним, почему вы меня едва не убили, а потом перейдем к примерке, – сказал я и жестом предложил мужчине присесть. – Вам бы, вместо яда для Роберта, спросить у Клаудии имя хорошего психотерапевта. И не только для себя, а для всей вашей семьи.

Старый друг тяжело, обреченно выдохнул, опустив глаза в пол, поставил бутылку на журнальный столик и сел на свое кресло, сложив накрест руки на груди.

Всем своим видом он показывал нежелание доставать из большого семейного шкафа глубоко спрятанные скелеты, но, несмотря на это, Бенедикт был достаточно умен и отчетливо понимал, что если сейчас не расскажет об убийстве, то рано или поздно я все выясню сам, и даже то, чего мне не следовало бы знать.

– У каждого свой путь и свое отмеренное время, – произнес он. – Я не мог принять факт, что какой-то никчемный мальчишка из низшего класса погубит жизнь моей дочери, потерявшей голову от любви.

– Ваше убеждение бессмысленно и противоречиво. Приняв на себя образ Господа, вы насильственно избавились от Роберта, решив завершить его жизненный путь в гостевой спальне.