1888

– Послушайте, весь этот абсурд, в виде создания молодой семьи, в наши планы не входил, – прохрипел мужчина, чуть наклонившись вперед. – Мы с Кэтрин не собирались отдавать Эбигейл замуж так рано. Мы хотели дать ей образование, навыки. Она должна была заниматься нашими предприятиями, думать о том, как их расширить, а не бегать за каким-то там Робертом! В один из дней я подслушал, как дочь плакала, просила жениха заразить ее, чтобы они смогли уйти вместе. Мне пришлось обратиться за помощью к мисс Дю Пьен, наврать про жену и получить заветный хинин. Десять граммов были смертельной дозой. Я и представить не мог, что дочь начнет терять рассудок. Роберт порочил нашу семью одним своим существованием. Он разрешал Эбигейл кататься на велосипеде в дамских шароварах и в рубашке мужского покроя, а не в платье, как делают все благоразумные дамы! Немыслимо! Будь у меня возможность вернуть время вспять – я бы все равно его отравил.

– Вы, оказывается, манипулятор и тиран, мистер Мур. Хотели, чтобы дочь попалась в вашу паутину, чтобы она была податливой, желали сделать лучшую версию себя и своей жены.

– Желать своему ребенку счастливого будущего – это проявление тирании? Думаете, начавшиеся бесконечные ссоры между нами – моя прихоть? Что еще остается делать?

– Послушать свою дочь и услышать ее желания.

Бенедикт заулыбался, помотал головой и спросил:

– Вам она тоже наплела, что хочет новый мольберт? Как такая чушь может помочь там, где не справлялись лучшие врачи?

Смею предположить, что Эбигейл хотела покинуть мир заодно с Робертом не только из-за своей сильной любви к нему, но и от желания избавиться от бесконечного контроля и исполнения родительских несбывшихся мечтаний. Девушка, привыкшая к привычным советам и нравоучениям от старшего поколения, боялась неприспособленности к внешнему миру, хотя и желала покинуть отчий дом.

Пока Бенедикт избавлялся в борделях и опиумных притонах от преследовавших его мыслей, связанных с убийством Роберта, а Кэтрин постоянно работала и находилась в состоянии ревности, Эбигейл долгое время проводила в больницах. Ее якобы лечили. Но правда в том, что никто из родителей просто не хотел разбираться с ее маленькими трагедиями, произошедших по их же вине.

Находясь в другом городе, я пытался помочь ей, несколько раз уточнял адреса больниц у лорда Олсуфьева и тайно навещал ее. Это помогало отвлечься от развода с супругой и наступившей черной полосы.

Я развлекал девушку, голодал, но дарил ей небольшие подарки и, самое главное, разговаривал, потому что знал, каким сильным лекарством бывает простое человеческое слово. К сожалению, для Эбигейл, судя по ее состоянию на сегодняшний день, мне так и не удалось найти подходящего.

– Извините еще раз, – сказал мистер Мур, прервав мои размышления и молчание. – Надеюсь, что, кроме меня, вас и мисс Дю Пьен, о сложившихся обстоятельствах больше никто не располагает информацией.

Мне не хотелось привносить в семью мистера Мура очередной разлад, который затронул бы Эбигейл и усугубил бы положение дел еще больше, поэтому я не стал сообщать ему об осведомленности миссис Мур.

– Нет, только если вы сами не разболтали всем подряд. Скажите, вы до сих пор собираетесь отправить дочь на лечение в Швейцарию? Мне известно, что спонсирование постановки миссис Гамильтон легло на ваши плечи. Как вам удастся потратить две такие большие суммы, учитывая некоторые проблемы с доходом?

– Мистер Брандт, все это больше похоже на допрос, – подметил мужчина, наливая себе настойку. – Неужели мой семейный фасад идиллии начал рушиться, раз всего за каких-то четыре дня вы узнали больше, чем за все прошлые годы нашей дружбы? Нужно поработать над ним.

– Нужно поменьше болтать.

– Учту. Да, изначально я хотел помочь Анне, но сегодня с утра она почему-то отказалась от финансирования, сказала, мол, не в ее силах отбирать деньги у больного человека. Поездка не отменяется.

Подозрительно легко миссис Гамильтон приняла мою сделку, отчего я еще больше усомнился в правильности принятого решения. Не покидало ощущение, будто меня переиграли и просчитали на несколько ходов вперед.

Я убедился в правильности слов мисс Дю Пьен о полной чаше, которая заменилась пустотой и личным одиночеством каждого из домочадцев. Клаудии повезло, она смогла переступить сквозь иллюзорное величие этого дома, часто находясь наедине с его обитателями, в то время как я проводил время в компании с отцом семейства, который, как и положено, не выносил неурядицы на всеобщее обозрение и всячески сдерживал свои тиранические наклонности при чужих людях.

– Где это видано, чтобы убийца осуждал другого убийцу? – вдруг спросил Бенедикт, возмущенно взмахивая рукой. – Абсурд!

– Я вас ни разу не осудил, лишь констатировал факты преступления и поставил под сомнения вашу порядочность.

– Давайте закончим обсуждать личные дела моей семьи и вернемся к примерке костюма. Уж кому другому, но только не вам, рассуждать о порядочности, благородстве и нравственности.

Я хмыкнул над равнодушием мужчины и начал раздеваться, пока он двигал к окну напольное зеркало.