1888

– Анна хороша собой, не правда ли? – риторически спросил он, широко и противно улыбнувшись, глядя на бумажку. – Какие у нее губы сердечком!.. Как прекрасна ее стройная талия, затянутая в корсет, с обнаженными руками и длинной шеей! А какие красивые у нее ключицы и круглая ямочка над ними.

– Прекратите.

– Что вы так покраснели? Вы что ли ханжа?

– На вашем месте я бы за бесплатно не согласился посещать оперу и не тратил бы время на замужнюю глуповатую женщину.

– Конечно, Итан! Лучше потратить его на страдания по разводу с картежницей, – ответил он, аккуратно складывая билет. – Мисс Дю Пьен отпустят через несколько часов.

– Вам удалось отыскать миссис Белл в Рединге или проверить подвал?

Мужчина собрался ответить, да что-то замешкался, беспомощно пытаясь подобрать слова.

– Мистер Гилберт, мне спросить еще раз?

– Вы оклеветали женщину. Подвал был пуст, и я не могу ни в чем предъявить ей обвинения.

– Значит, ящики были перевезены в другое место. Спросите лорда Абберлайна. Он тоже был там.

– Виктор – последний человек, чьи слова я приму к сведению.

– Не замешаны ли вы в бесчинствах вместе с миссис Белл? Боитесь потерять одну из золотых жил и поэтому пытаетесь отсрочить неизбежное заключение женщины под стражу? Вы не даете работать собственным детективам! Вы не подписываете им разрешения на выезд в графства и трату казенных средств для поездки на омнибусе, чтобы проследить за подозреваемыми!

– Итан, вы стали каким-то болезненно подозрительным. Зачем мне усложнять свою работу зараженными бедняками, когда меня вот-вот сместят с поста из-за нового маньяка в городе? – твердым голосом спросил комиссар, строя из себя делового человека. – На самом деле очень хорошо, что вы сами заявились в Скотланд-Ярд. Я собирался спуститься, чтобы узнать у мисс Дю Пьен, где вас можно найти. Мне доложили об очень интересной надписи, недавно появившейся на стене одного из домов в Уайтчепеле. Имеется ее копия и рапорт полицейского, но я посчитал, что вам нужно посмотреть на все вживую.

Я согласился поехать с Томасом при одном условии – мы вдвоем тщательно осмотрим подвал. Мистер Гилберт сначала пытался отказаться и говорил, что я слишком дотошный человек, теряющий время понапрасну, но моя настойчивость оказалась сильнее, и мужчина неохотно согласился.

В подвале действительно не было ящиков. Вместо них стояли зловонные бочки с сельдью, а кто-то даже оттер кровь после убитого бандита. Комиссар полиции посмеялся надо мной и, шаркая ногами, вернулся обратно в экипаж, а я, слегка задержавшись, сильно топнул ногой, в сердцах проклиная это место.

Остаток пути бессовестный Томас, выражая нескрываемое наслаждение, в подробностях рассказывал, как ранним утром неизвестные подожгли бесовскую контору лорда Абберлайна, которому сломали нос, и как юноша вместе со своим баламутным отцом ворвались в Скотланд-Ярд, требуя немедленно начать расследование.

Я подумал, что если бы у Виктора отсутствовали присущие всем молодым людям максимализм и вера в бессмертие, то он мог бы избежать встречи с разъяренными бандитами, оставшись с ровным носом и деловым предприятием. Похоже мистер Баррингтон решил идти до конца, позволив себе единожды нарушить правила, касающиеся людей высшего общества, ради отмщения за своих подопечных.

– Итан, не вижу и малой толики радости в ваших глазах.

– Чему радоваться? – с досадой спросил я, пытаясь усидеть ровно и не подскакивать на каждой дорожной неровности. – Сегодня от недовольства подожгли агентство лорда Абберлайна, завтра устроят беспорядки в одном из полицейских отделов. Рано ликуете, Томас. К тому же, вам пока неизвестно, кто конкретно устроил пожар.

– А вам?

– Может быть, известно, может, и нет. Одно могу сказать точно – это сделал не я.

– Вы, когда шутите и говорите загадками, считаете себя, наверно, особенным и многогранным человеком, а люди вокруг видят в вас лишь душного кретина и мерзкого хама.

– А вы жадный и расчетливый. Только я в любое время могу превратиться из хама в любителя рубить неприятную правду, а вы, мистер Гилберт, так и останетесь меркантильной гадиной.

Комиссар полиции понял, что ответить ему нечего, и сразу же прикусил свой ядовитый язык почти до конца нашей маленькой поездки.

– Я поразмышлял над преступлениями на досуге, – сказал Томас без присущего ему чванства. – Обычно серийные убийцы оставляют зацепки, намекая на желание, чтобы их поймали.

– Дело действительно запутанное, раз вы соизволили податься в раздумья, еще и в свои свободные часы.

– Мне кажется, что для Уайтчепельского мясника акт потрошения, в его понимании, является неким раскрытием человеческой красоты. Как будто он следует понятию, что самое красивое в человеке – это его внутренний мир.

– Если оглянуться по сторонам, то его вполне можно понять, – отшутился я, поймав на себе непонимающий взгляд комиссара. – Никто не знает, что движет преступником. Вы, Томас, буквально час назад обвиняли меня в мнительности, а сейчас сами высказываете предположения, которые больше подходят для новостных колонок в желтой прессе.