1888

– А кто очистил мое пальто? Надеюсь, не мистер Фитцджеральд.

– Нет, вон тот мужчина. Сказал, что делать ему все равно нечего. Полиция нашла у него в квартире коноплю на продажу для подпольных лекарств, но говорит, что не его.

– И вы ему не верите?

– Да полно, Итан. Посмотрите, этот человек – еврей! У нас половина преступлений свершено ими. Не желаю разбираться, тут и так все понятно.

– Преступления совершаются вне зависимости от нации. Во главе всегда стоит соблюдение нравственности, моральных и этических норм. Все зависит от людей.

– От людей, – усмехнулся комиссар, – определенных национальностей.

Я угрюмо покачал головой от бесполезности спора с Томасом, который, как всегда, покрутил бы пальцем у виска и упрекнул бы меня в незнании точной статистики по преступлениям, не желая продолжать дискуссию.

– Не вижу среди арестованных миссис Белл. Не удалось найти женщину?

– Беатрис не в Лондоне, – сухо ответил полицейский. – Она на конференции в Рединге.

– Ложь! Позавчера она встречалась с информатором Гончих! Мистер Гилберт, если вы продолжите препятствовать расследованию, то я буду вынужден пожаловаться на вас! И, будьте уверены, на министре внутренних дел мои жалобы не остановятся!

– Да вы, оказывается, кляузник, мистер Брандт. Последние десять лет мутили воду вокруг себя, а теперь еще и доносами начали заниматься? Я найду Беатрис, можете не сомневаться, – ответил мужчина и раздраженно сощурился. – Давайте разбудим мистера Фитцджеральда, и вы его побыстрее допросите, а то скоро в Скотланд-Ярд прибудет Виктор, господи прости.

Мистер Гилберт бросил высокомерный взгляд на задержанного парикмахера, ибо всем сердцем презирал евреев, а эмигрантов ненавидел всей душой, затем приказал конвоирам привести Райана в чувство, а сам откланялся, возложив допрос полностью на мои ослабевшие плечи.

Я повесил пальто на одинокую старую вешалку при входе, видавшую не одного преступника, провел костлявой кистью по столу, стерев плотный слой пыли, сел верхом на стул, положив подбородок на спинку, и принялся ждать, когда ко мне приведут подозреваемого.

Мой вес продолжал медленно уменьшаться, ибо никогда в своей жизни я не видел у себя таких худых пальцев, как у мертвеца, хотя одежда все еще сидела по фигуре, и дома, в зеркале, я видел подтянутое тело, не вызывающее к себе жалости и не взывающее срочно утолить бесконечные муки голода.

– Мистер Фитцджеральд, рад снова увидеть вас, – сказал я, кивком разрешая конвоирам усадить сонного парикмахера напротив себя. – Как хорошо, что придется говорить в официальной обстановке.

Один рукав несвежей рубашки у арестованного был подвернут, а сам задержанный контужено моргал, точно его сильно оглушили.

– Вижу, что вы вцепились в дело мертвой хваткой и ведете его так, как вам удобно, – ехидничал он. – Помимо котла в аду, вам удалось заработать хотя бы на кофе без цикория и сушеной моркови?

– Кто надоумил вас выключать фонари на улицах, где совершались преступления? Кто заставил сделать надпись на стене доходного дома?

Глаза молодого человека забегали из стороны в сторону, и ответил он не сразу, будто слушал, что ему подскажут слуховые галлюцинации в голове.

Я встал, чтобы взять жвачку из кармана пальто, понимая, что разговор с одной из главных фигур в деле, но, к большому несчастью, находящейся не в себе, будет довольно тяжелым и не слишком информативным. Необходимо было полностью сконцентрироваться на словах арестованного, даже если он будет говорить всякие глупости и нести бред.

Тем временем Райан начал заламывать свои пальцы на кистях до противного хруста.

– Мистер Фитцджеральд, вы сильно зависимы от барбитурата. Не принимали всего один день, а уже страдаете от потливости, тремора и синюшной кожи. Вам же хочется вернуться домой? Так отвечайте на мои вопросы!

Трясущейся рукой парень достал из нагрудного кармана сигарету, чуть не уронив ее на пол, после чего похлопал по себе в поисках спичечного коробка.

– Огоньку не найдется? – поинтересовался он.

– Здесь нельзя курить.

– Жить здесь нельзя. Все остальное можно, – ответил задержанный, слегка подергивая верхней частью тела. – Никто меня не заставлял выключать свет, и надпись сделал не я.

– Надпись на стене доходного дома едва заметна, красящее вещество засохло, и его пришлось разводить. У вас на втором этаже хранятся банки с краской, срок годности которых совсем давно истек.

Он промолчал, а его взгляд вновь заметался. Наблюдая за ним, я подумал о том, как мне повезло иметь здравый рассудок, ясный разум и слышать только собственный голос, иногда советующий полную чушь, но, по крайней мере, не заставляющий выходить на улицу с ножом. Пока что.

Мистер Фицджеральд сидел на стуле очень неспокойно. Он то чесал щеку, то затылок, то менял несколько раз позу за короткое время, то всем телом дрожал и ерзал, крутя головой по разным сторонам.

– Мало ли у кого в городе имеется засохшая краска, – ответил молодой человек, подергивая бровью и часто непроизвольно подмигивая одним глазом.

– Что же вы не переоделись в рубашку без капель от краски, а решили их скрыть, закатав рукав?