1917, или Дни отчаяния

– Я не люблю Лавра Георгиевича, – говорит он быстро. – Я не люблю всех этих вояк, солдафонов, недоучек. Но… Вынужден признать, Россия нуждается в таком Верховном главнокомандующем. Брусилов резок на словах, но готов заигрывать с солдатскими комитетами. Деникин хорош, но ему не на кого опереться. Корнилов – идеальный вариант, Михаил Иванович. Идеальный вариант, чтобы не пачкать рук самим. У него есть его Дикая дивизия. У него есть ваш друг Крымов. У него есть яйца, в конце концов.

– Готовите России диктатора? – то ли шутит, то ли всерьез спрашивает Терещенко.

Керенский вскидывается, глаза у него на доли секунды белеют от злости, но он берет себя в руки.

– Как диктатор, Михаил Иванович, Корнилов против меня слабоват…

19 июля 1917 года. Петроград. Железнодорожный вокзал

Из вагонов выгружаются солдаты. С платформ скатывают пушки. На перроне штабеля снарядных ящиков. Мальчишки, восторженно визжа, бегут за самокатчиками.

На площади у вокзала построение.

Людей много. Лес из стволов и штыков, прямоугольники построившихся подразделений.

Вдалеке звучат выстрелы. Бухает орудие. Видны дымы от горящих домов.

20 июля 1917 года. Петропавловская крепость

В ворота входит вооруженный отряд.

Солдаты разбегаются по двору.

Из кузова грузовика сгружают «максим» и устанавливают так, чтобы держать под огнем ворота.

20 июля 1917 года. Мариинский дворец

По коридору быстро идет юный прапорщик. Он невысок, с мелкими чертами лица, остроносый и слегка косолапый.

Он входит в приемную, отдает честь сидящему за столом секретарю.

– Прапорщик Мазуренко!

– Сказали вас пускать сразу же… – говорит секретарь, нажимая на кнопку звонка. – Проходите, господин прапорщик, вас ожидают.

В кабинете Керенский, Терещенко, Некрасов и Коновалов.

– Господин военный министр! – начинает прапорщик.

…отряд конных казаков, не оголяя сабель, гонит перед собой безоружную толпу. Кони напирают, люди бегут, рассасываясь по подворотням…

– …докладываю, что силами вверенных мне военных подразделений…

…в подъезд особняка Кшесинской входят юнкера. Бегут вверх по лестнице, проверяют кабинеты. Особняк брошен второпях, всюду беспорядок, бумаги…

– …город очищен от бунтовщиков. Произведены аресты лиц, участвовавших в организации беспорядков…

По Лиговскому проспекту идут несколько сотен пеших казаков, с шашками у бедра. Прохожие жмутся к стенам, но никто не стреляет.

– …ситуация в городе полностью под нашим контролем.

24 июля 1917 года. Разлив.

Деревня неподалеку от финской границы

Утро. Классический сельский пейзаж. Над заливными лугами вьются туман и тучи мошкары. Солнце уже встало, но свет еще мягок.

По тропе идут трое: счастливый и возбужденный прибытием высоких гостей рабочий Емельянов и совсем нерадостные Ульянов с Зиновьевым.

– Места у нас красивые, – рассказывает Емельянов. – Малолюдные! Те, кто живут тута, вопросов задавать не будут. Не принято тута вопросы задавать.

Тропа выводит троицу на край деревеньки. Покосившиеся черные избы, дырявые огорожи, заросшие изумрудной травой подворья. Перед пришедшими сарай для сена. Сравнительно новый, с прочной лестницей, приставленной к стене.

– Вот, – говорит Емельянов с радостью, – тут вы будете жить. Спать будет мягко, приятно, только курить нельзя.

– Не курим, – бурчит Ленин.

– Я знаю, – расцветает улыбкой Емельянов, – знаю, что не курите, Владимир Ильич! Я просто предупредил, на всякий случáй!

– Место хорошее – ежели кто за вами придет, то наши успеют, предупредят и вы к границе пойдете. Там шалаш есть, я покажу. В шалаше точно никто не сыщет! Для всех – вы косцы, приехали на заработки. Косить-то умеете?

– Снова шутишь? – спрашивает Ленин без тени улыбки на лице.

– Есть такое! – кивает Емельянов. – Очень уж я рад, Владимир Ильич, что к нам такие гости пожаловали! Можно сказать, что даже счастлив…

– А уж как мы счастливы, – бормочет Зиновьев сквозь зубы. – Сколько нам тута быть, Владимир Ильич?

– Не знаю, – пожимает покатыми плечами Ленин. – Пока товарищи за нами не пришлют, Григорий Евсеевич.

– Давайте я вам сеновал покажу! – предлагает Емельянов. – Мы там для вас все приготовили!

Он начинает взбираться наверх по приставной лестнице.

Зиновьев запускает обе пятерни в шевелюру, на его лице растерянность.

– Ну согласись, Гриша, – говорит Ленин. – Это все же лучше, чем сидеть в Петропавловке.

Он звонким шлепком убивает комара, севшего к нему на лысину, и начинает подниматься вслед за радушным хозяином.

24 Июля 1917 года. Мариинский дворец. Кабинет Терещенко

Входит посыльный, один из младших офицеров.

– Михаил Иванович! Александр Федорович просил вас зайти.

Терещенко отрывается от бумаг.

– Сейчас буду.

24 Июля 1917 года. Коридор Мариинского дворца.

По нему идут Терещенко и Савинков

– Ты же только с фронта, Борис Викторович? – спрашивает Терещенко.