1937 год: Н. С. Хрущев и московская парторганизаци

Несмотря на четко определенные инструкцией сроки, фактически процесс выселения начался раньше. Свидетельством тому является письмо старого большевика Владимира Дмитриевича Бонч-Бруевича, написанное 15 июня 1937 г. на имя Сталина, в день подписания Ежовым инструкции по выселению. В Москве Бонч-Бруевич работал со времен Гражданской войны и в 1920 г. даже возглавлял особый строительно-санитарный комитет при Моссовете[579]. С 1933 г. он занимал должность директора Государственного литературного музея. Обратиться напрямую лично к Сталину (письму предшествовала особая преамбула, говорящая о личном, неофициальном характере: «Секретно. В собственные руки») побудила семейная трагедия. Его единственная дочь, Елена Владимировна – хирург-травматолог, работающая в столичной Басманной больнице, была замужем за Леопольдом Авербахом. После ареста последнего весной 1937 г. ее исключили из партии. Она надеялась добиться решения о восстановлении и ожидала разбора дела в райкоме. Но органы НКВД предложили ей выехать из Москвы 17 июня. Душевное состояние дочери Владимир Дмитриевич описал кратко и осторожно: «Эта высылка, конечно, крайне депрессивно-морально на нее и сына ее действует, хотя она бодра духом и говорит, что все выполнит, что решит партия и правительство». Заверяя вождя в ее невиновности («она была, есть и всегда будет твердой и последовательной большевичкой», «моя дочь – верная дочь партии и правительства»), он просил не высылать дочь с внуком, оставив ему на поруки. Среди прочего, Владимир Дмитриевич посчитал нужным написать: «Я самым внимательным образом буду наблюдать за всем ее поведением и образом мыслей, и верьте мне, дорогой Иосиф Виссарионович, что у меня не дрогнет рука привести в НКВД и дочь, и сына, и внука – если они хоть бы одним словом были бы настроены против партии и правительства. Самая суровая расправа, как я думаю, должна быть применена к каждому, кто только посмеет это сделать». Письмо было получено и перепечатано. Никаких резолюций рукою Сталина ни копия, ни подлинник не содержат, однако на первом листе машинописного экземпляра в верхнем левом поле имеется помета химическим карандашом «7.VII»

[580]. Является ли это датой получения письма, или датой принятия какого-либо решения по данному вопросу – неизвестно.

Операция по выселению, инициированная Политбюро 23 мая, стала одним из направлений «очищения» столичного региона. Следующим шагом можно считать телеграмму, которую 2 июля Политбюро разослало секретарям обкомов, крайкомов, ЦК нацкомпартий. В ней, совместно с представителями НКВД, адресатам предлагалось взять на учет всех возвратившихся на родину кулаков и уголовников. Наиболее враждебных из них предписывалось немедленно арестовать и расстрелять «в порядке административного проведения их дел через тройки». Остальные, «менее активные, но все же враждебные элементы», после переписки должны быть высланы в указанные НКВД районы. Состав троек, а также количество подлежащих расстрелу и выселению требовалось предоставить в ЦК ВКП(б) в пятидневный срок [581]

.

Немного затянув с ответом, 10 июля 1937 г. Хрущев предоставил ЦК ВКП(б) на имя Сталина записку с указанием количества уголовных и кулацких элементов, после отбывания наказания осевших в Москве и Московской области. Таких набралось 41 305 человек, из которых к уголовникам было отнесено 33 436 человек, а к кулакам -7869 человек. В соответствии с указаниями, к 1-й категории было отнесено 6500 уголовников и 2000 кулаков. Во 2-ю категорию записали 26 936 уголовников и 5869 кулаков. Для разбора дел в комиссию предлагалось включить С.Ф. Реденса, заместителя прокурора по Московской области К.И. Маслова и самого Хрущева, «с правом, в необходимых случаях» замены вторым секретарем МГК А.А. Волковым. В тот же день Политбюро утвердило все положения записки[582].

Ничего не подозревая об уже принятых наверху решениях, писатель Пришвин записал в тот же день в дневнике: «Поведение в Москве: нельзя говорить о “чем-то” и с какими-то людьми. И весь секрет поведения в том, чтобы чуять везде это “что-то” и тех людей, которые этого ждут. Надо совершенно уничтожить в себе все остатки потребности “отводить душу”»[583]. Писатель к тому времени и сам успел «оказаться» в числе врагов. 5 июня 1937 г. «Правда», наравне с программной статьей о беспощадном разгроме и выкорчевывании «троцкистско-правых шпионов», поместила материал о Союзе советских писателей. Пришвин там был причислен к «враждебным группировкам», на что обратили внимание даже за рубежом[584]

.

30 июля 1937 г. М.П. Фриновский, назначенный ответственным за проведение акции, направил в Политбюро на утверждение оперативный приказ № 00447 «Об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и др. антисоветских элементов». На следующий день, 31 июля, в кабинете Сталина, среди прочих, присутствовали Хрущев и Волков[585]. В этот же день Политбюро утвердило приказ[586].