1941. Совсем другая война

«В случае, если бы войскам первого стратегического эшелона удалось не только отразить первый удар врага, а и перенести боевые действия на его территорию еще до развертывания главных сил, второй стратегический эшелон (его рубежом развертывания намечался Днепр) должен был нарастить усилия первого эшелона и развивать ответный удар в соответствии с общим стратегическим замыслом».

И вот этот удивительный, даже по тем временам, взгляд советского Генштаба на возможное развитие ситуации сразу программировал очень непростое положение для сил прикрытия в случае начала войны. И очень сложно понять — как могли так безответственно мыслить два подряд начальника Генштаба РККА, то есть генерал армии Мерецков до января 1941 года и генерал армии Жуков с января 1941 года?

Ну, как-то еще можно объяснить их расчет на то, что советские соединения будут развертываться не в одночасье, а в течение полумесяца, и в этот период вся тяжесть обороны в приграничном сражении ляжет на армии прикрытия. В разработке этой части «сценария» надо было думать только за себя, за «красную» сторону.

Но в той части «сценария», где рассматривались возможные действия «синей», так сказать, стороны, то есть немцев, мыслить-то надо было за противника!

За противника!

Не так ли?

Но как после стремительных Польской 1939 года и Французской 1940 года кампаний Вермахта, успешных для немцев в том числе и за счет немедленного ввода в дело основных ударных сил, Мерецков, Жуков и подчиненный им Генеральный Штаб РККА могли допускать вариант постепенного и неспешного развертывания Гитлером основных сил вторжения?

Вот уж это понять не то что сложно, но просто невозможно. Ведь не надо было иметь на петлицах десять генеральских звезд на двоих и быть генералом армии, чтобы понимать, что немцы ударят сразу всей массой войск.

Я не допускаю мысли о прямом предательстве Тимошенко и Жукова, да и Мерецкова — тоже (хотя с последним и «темна вода в облацех»), однако подобные взгляды профессиональных военных на возможные действия противника проще всего объяснить прямой изменой. Ведь они были обязаны

знать и изучить реальный стиль действий Германии в уже идущей мировой войне. Но вот же — не изучили.

Или — «не изучили»?

Так или иначе, здесь уместно говорить о преступных безответственности и верхоглядстве Генштаба РККА, Наркомата обороны РККА и их руководителей накануне большой войны.

Причем говорить надо о преступном небрежении именно военных, а не Сталина. Ведь здесь речь — о профессиональных проблемах стратегического полководческого планирования, к которым Сталин в то время прямого касательства не имел и не обязан был иметь.

На этом, как правило, упускаемом из виду моменте стоит немного остановиться — даже в краткой статье.

После чистки армии в 1937–1938 годах Сталин, конечно, был обеспокоен — не снизился ли командный уровень РККА? В 1935 году на одном из первых заседаний Военного совета при наркоме обороны СССР командующие просили наркома обороны Ворошилова поставить вопрос перед ЦК о разрешении Высшему командованию РККА хотя бы в полевые поездки летать самолетами, но Ворошилов, даже не адресуясь к ЦК и Сталину, вновь жестко запретил это, мотивируя запрет высоким уровнем аварийности в ВВС. «Вот ликвидируете аварийность, тогда летайте» — таков был смысл ответа Ворошилова. При всем том большинство высших командиров РККА, о личной безопасности которых так заботился Сталин в 1935 году, в течение 1937 и 1938 годов были арестованы и после следствия расстреляны. Уже эта коллизия 1935–1938 годов доказывает, что репрессии были объективно вынужденной мерой. Если бы Сталин хотел устранить «конкурентов», достаточно было бы разрешить Тухачевскому с Якиром и прочими летать в войска и обратно в Москву самолетами. Смотришь — и не было бы нужды в арестах. Но причиной арестов 1937 года стал реальный заговор, о котором в 1935 году никаких сведений у Сталина еще не было.

В целом «чистки» 1937 года командный уровень Красной Армии скорее подняли — как шутят англосаксы, удачный бомбовый удар врага по высшему штабу резко повышает боеспособность своих собственных войск. Но Сталин не мог не беспокоиться — каков же истинный командный потенциал армии?

Первая относительно серьезная проба сил после 1937 года пришлась на Халхин-Гол, на лето 1939 года. Это был, конечно, всего лишь локальный конфликт, но — самый крупный со времен Гражданской войны. В целом РККА показала себя тогда неплохо, и даже накладки осеннего «освободительного похода» в Западную Украину и Западную Белоруссию особых тревог не вызывали.