1941

Девушка сама сходила и собрала сухих сучьев и горсть прошлогодней листвы на розжиг, выложив их на дне большей ямы шалашиком. Немного провозившись с зажигалкой Перминова, я таки сумел разжечь костерок, и тут же мы поставили на него трофейный котелок, высыпав туда одну из вскрытых банок тушенки и спасший меня гороховый концентрат. А я ведь хотел его выкинуть… Между тем, увидев пробитую жестянку и кусок свинца, завязший в горохе, Ольга только покачала головой:

– Рома, да ты в рубашке родился…

Мне оставалось только кивнуть, при этом задумчиво смотря на одну из двух трофейный фляг, опустошенных в кашу. Моя-то вода ведь уже кончилась, а в реке я не рискнул набирать фляжку; заметив мою задумчивость, как раз сделавшая щедрый глоток казачка справедливо заметила, что запас воды все равно пришлось бы пополнять. А вот горячая еда очень даже нужна для восстановления сил и, вообще, гораздо полезней сухомятки. Подумав, я был вынужден согласиться с удивительно логичными доводами Мещеряковой.

Запах от костра, к сожалению, был, хотя и не очень сильный. Зато дыма или огня никто бы не заметил, особенно в малиннике. Быстро затушив прогоревшие угли землей, мы сняли котелок с ароматно булькающей гороховой кашей, щедро сдобренной тушеной свининой, после чего принялись жадно есть, дуя на варево и все равно обжигаясь. Особую прелесть трапезе придавало то, что ложка была одна на двоих – также немецкая, трофейная. Но в целом за недостаток подобное обстоятельство никто из нас не посчитал, со смехом делясь «столовым прибором» после каждого зачерпывания. Горячее получилось довольно сносным по вкусу, и, слушая, как сладко урчит мой живот после трапезы, я вдруг подумал, что так классно не ел с самого 22 июня, а такого благостного умиротворения не испытывал даже дома…

Глава четырнадцатая

25 июня 1941 года. Декретное время: 21 час 37 минут. Лесной массив западнее деревни Огородники

Пробуждаюсь резко, словно от толчка, вынырнув из тьмы глубокого забвения. Вначале не могу понять, где я нахожусь и что происходит. Потом слышу шорох со спины, испуганно вскидываюсь, рефлекторно потянувшись к кобуре, но, обернувшись, различаю подходящую ко мне Мещерякову. Разглядев девушку, вспоминаю события предыдущего дня и, успокоившись, убираю пальцы с рукояти пистолета. Но тут же тревожная догадка пронзает сознание:

– Немцы?!

– Тихо, тихо, Рома. Нет, пока никого не слышно. Но уже стемнело, так что можем выходить.

– Ты отдохнула?

Под сенью деревьев сгустившиеся сумерки превращаются уже в полноценную ночь, но все же я различаю мягкую улыбку на лице Ольги:

– Немного. Но нам нужно выходить сейчас, если хотим убраться от Огородников подальше.

– Да, да, конечно…

Первоначальный маршрут приходится менять, но благодаря помощнику я задаю новый – от леса по полю, затем вновь через Пульву и дальше, мимо деревни Бордзевки по направлению к деревне Лумне. Расстояние приличное, но к утру, по моим прикидкам, мы должны добраться до крохотной рощицы рядом с Бордзевкой, где я и планирую переждать следующий световой день.

…Конечно, хромой я иду с посохом-костылем в три раза медленнее, чем обычно, но это, как говорится, неизбежное зло. А вот то, что разговор с Мещеряковой так и не сложился вот уже за пару часов хода, несмотря на все мои неуклюжие попытки пообщаться на какие-нибудь нейтральные темы, не касающиеся ее тяжелого прошлого – вот это меня всерьез разочаровало и огорчило. Но казачка, открывшись мне днем, сейчас стала будто бы сама не своя, погрузившись в собственные мысли и невпопад, нехотя отвечая на все мои вопросы.

Так продолжалось до того, как мы добрались до преградившей наш путь реки. А вот дальше начались «приятные» неловкости…

Вначале я без всякой задней мысли быстро разделся до трусов, увязав заметно облегченный узел (минус две банки консервов, гранату, опустевшие фляги, потраченные патроны) в гимнастерку, после чего развернулся к девушке с просьбой:

– Возьми, пожалуйста, мой посох-костыль, с ним мне перебраться будет сложновато…

Однако увидев полностью одетую, мнущуюся на месте казачку, я ошарашенно спросил:

– Ты что, плавать не умеешь?

Дурак, настоящий дурак! Я ведь не задавал этого вопроса ранее, а для не умеющего плавать человека и десять метров Пульвы могут стать непреодолимой преградой! От собственной глупости и страха по спине пробежала волна холода – однако казачка лишь сверкнула глазами:

– Отвернись! И иди первым!

Ну что же, если леди просит… Как смог, я поспешно похромал к реке, после чего с удовольствием погрузил растянутую стопу в прохладную (но не холодную!), освежающую и бодрящую чистую воду. Боль тут же стала вдвое меньше… Не сдержав радостного возгласа, я полностью вошел в реку, ощущая под пятками мягкий песочек – и, наконец, поплыл.