Было платье, в школе, сшитое собственноручно из настоящей шторы, полупрозрачной, вишневого цвета. Коротенькое, с кучей оборок на юбке. С такими огромными крыльями, в классическом стиле восьмидесятых. Сшила я его за ночь, оно было страшно коряво сделано (девятый класс!), ужасно неудобное, но я была собою очень горда.
Моя мама выходила замуж в коротком обтягивающем платье цвета типа “Тиффани Блю”, а ткань вся в люрексе. Мне было разрешено его примерять, когда захочу. Лет в 5–6, да и позже, когда оставалась дома одна, я надевала его, а оно получалось мне в пол, и я прохаживалась в нем, чувствуя себя настоящей Снегурочкой!
В моем детстве тоже как-то было плохо с выбором платьев. Тем более что я была очень, ну очень худая, и найти платье на меня было очень трудно. Поэтому все шилось, перешивалось индивидуально для меня (все равно больше никому не подходило). А когда я оставалась одна, я доставала из чемодана мамино свадебное платье. Это, конечно, не современные платья, а обыкновенное короткое белое платье, из какой-то очень дорогой по тем временам ткани (1963 год). Я его надевала и представляла себя невестой. А вместо фаты была накидушка с подушек.
По мне сейчас не скажешь, но я обожала наряжаться. Первое платье, которое я запомнила, – горчичного цвета, с вышитым цветочком на груди, импортное, вероятно, завезли в город партию и мама его “доставала”. На следующий день в садик пришла я и еще одна девочка в точно таком же платье. У взрослых была бы трагедия, а мы пришли в восторг, весь день держались за руки и говорили, что мы близняшки.
Классе в пятом или шестом я шила себе платье из марли, белое, с серебряным широким поясом из обратной стороны молочного пакета. Там внутри была такая серебряная бумага, чтобы пакет был водонепроницаемый.
Было синее платье в клеточку, типичное для того времени, мне его подарила на семь лет соседка тетя Таня. А первое любимое подарили на день рождения в 11, и я себе в нем казалась очень легкой – это, пожалуй, был самый счастливый мой детский день рождения: с платьем мне будто подарили веру в себя, в красоту, во что-то, наверное, обычное для других девочек, – но ко мне оно пришло только тогда. Платье было шелковым, по светлому фону были рассыпаны некрупные вишенки. Еще повезло – это был очень теплый апрель, и я и моя подруга Оля вышли с бадминтоном во двор; мы были юны и прекрасны, у нас все получалось, нам говорили комплименты, а нам было все равно! А как в этом платье можно было кружиться и кружиться, и оно шло волной, и нужно было поднимать руки, чтоб волну не сбивать и при этом удерживать равновесие…
Мне было около 9 лет, и мама привезла мне из Баварии платье: белое в меленькую розовую полоску с матроской (такая штука, как воротник, накидывалась на плечи и завязывалась спереди). Я помню, как ждала Нового года, чтоб надеть его. И как простудилась, но лежала в постели под елочкой гордая, довольная и, конечно, в платье.
У мамы была белая нейлоновая ночная рубашка в пол. Американская, купленная у знакомой спекулянтки. Открытые плечи, гофрированная оборка, спереди и сзади переходившая в лиф, под грудью вставка треугольная и чуть завышенная талия. В 12 лет я считала (впрочем, и сейчас не готова это оспаривать), что это самое красивое платье. Ох… Когда дома никого – платье, вальсы Шопена в исполнении Беллы Давидович (других не было). Наташа Ростова прошла мимо, но когда я стала читать Джейн Остин – всех героинь мысленно одевала в мамину ночную рубашку.
В 60-х дедушка купил кусок яркого голубого атласа с мелкими матовыми звездочками, из которого бабушка сшила маме костюм Снегурочки. К следующему Новому году его перешили на платье Снежной королевы. Я обнаружила эту невозможную красоту, когда меня в четыре года оставили у бабушки на три летних месяца. Примерила в самом начале и больше не сняла. Целыми днями гоняла по улице, лазила по деревьям, не отказывала себе ни в чем. За лето платье в пол неслабо потрепалось, выгорело под южным солнцем. Бабушка называла меня “цыганенок”, но чувствовала я себя эти три месяца, понятное дело, как королева.