Данила спустился в вестибюль, когда я уже начала поглядывать на часы и раздумывать, куда он запропастился? Независимая улыбка, тот же заношенный свитер и по-детски растерянные глаза.
— Привет! Я приехала, — рассматривая его, просто сказала я.
— Привет. А зачем? — Он сунул руки в карманы.
— Учебник тебе привезла, и ещё диски: они к пособию прилагаются.
— Я не возьму, — мальчишка нахмурился.
— Почему?
— Это дорого стоит.
— Вообще-то, это подарок, — напомнила я.
— А я вас о нём не просил.
— Хорошо, в таком случае, могу это выкинуть.
Теперь я знала, как разговаривать с ним: только вот так, на равных, не пытаясь ему угодить или подольститься. Он понравился мне, но теперь я должна была ему понравиться. Прошла пара секунд, Данила покусал губы, заглянул мне в глаза и всё-таки протянул руку. Долго листал пособие, смущенно перебирал диски, наконец, сунул их обратно в пакет и буркнул:
— Спасибо. Большое.
— Не за что. Слушай, пойдем, прогуляемся?
— То есть, прогуляемся? Это куда? — Он, как ребёнок, изумлённо захлопал глазами. — Вообще-то меня на улицу с вами просто так не отпустят, для этого вам нужно специальное разрешение получить, и…
— Во двор пошли. Покажешь мне окрестности школы?
Он испытующе заглянул мне в лицо, молча кивнул и отправился за своей курткой.
Он так и молчал практически все полчаса, пока мы болтались по школьному двору. На мои вопросы о том, как он учится, что ему нравится рисовать, как он собирается самостоятельно изучать английский, отделывался односложными «да» или «нет» или вообще снисходительно пожимал плечами. Поддевая носком кроссовки рыхлый снежок, он иногда уходил вперёд, потом нехотя возвращался, косился на меня, грыз губы, играл желваками. Он явно пытался принять какое-то решение на мой счёт и в то же самое время всячески демонстрировал мне, что сближаться со мной он не намерен. В конце тридцатой минуты весь этот псевдовоспитательный цирк мне окончательно надоел, я вытащила из кармана бумажник и извлекла оттуда свою визитную карточку. Протянула её Даниле:
— Возьми.
— Это что? — Упрямый «заяц» вскинул вверх бровь.
— Моя визитка с моим телефоном. Позвони мне, когда окончательно решишь, что тебе со мной делать.
Ошарашенный подобным обращением, «заяц» уставился на меня и пошёл гневными красными пятнами.
— Я вам не буду звонить! — рявкнул он.
— Это почему?
— Ни к чему.
— Ни к чему — кому?
— Вам! — окончательно разозлился Данила.
— А с чего ты решил, что мне это ни к чему? Я же тут.
Не найдясь, что сказать, он судорожно вдохнул, попытался изобрести какую-нибудь дерзость, но смешался, махнул рукой и уже собрался рвануть к зданию школы, когда я его окликнула:
— Даня...
Он застыл.
— Что? — помедлив, не оборачиваясь, буркнул он.
— Скажи, пожалуйста, а мы можем с тобой просто дружить?
Он моргнул: не ожидал. Потом неуверенно пожал плечами:
— Ну, можем, наверно.
— Тогда, будь любезен, больше не говори мне «вы», когда я снова к тебе приеду.
Наверное, в тот день и родилась моя главная тайна. Ещё очень зыбкая, не оформившаяся ни в окончательный план, ни в бесповоротное решение, не имевшая ни конкретной цели, ни долгосрочного будущего, она заключалась лишь в том, что я хотела быть с этим мальчиком ровно столько, сколько мы сможем, сколько ему потребуется. Впрочем, в тайниках эта тайна долго не жила. Попрощавшись с Данилой и пообещав ему навестить его в ближайшие выходные, я очень быстро сообразила, что Добровольская может позвонить Игорю, чтобы «поблагодарить» его за мой визит в детский дом, а заодно, и намекнуть, что я взяла шефство над мальчиком. Вернувшись к машине, я первым делом набрала Игорю.
— Молодец, Александра, я в тебя верил! — выслушав мой краткий отчет о поездке в детдом, жизнерадостно прокомментировал Игорь. — Так, ладно, это всё хорошо, а когда мы с тобой увидимся? Сашка, я честно соскучился.
Меня хватило только на то, чтобы соврать ему что-то про головную боль. Игорь пожалел меня, посоветовал съесть «Нурофен», предложил пораньше лечь спать и первым повесил трубку.
В тот же вечер я составила своё резюме, отправила его в отдел кадров, и, в ожидании собеседования, стала регулярно наведываться к «зайцу». Справедливости ради надо сказать, что дружба-дружбой, но Данила сближению сопротивлялся. От вопросов, касающихся его родителей, ювелирно уходил, на предложение найти ему репетитора по английскому отрицательно помотал головой. Правда, уже при втором моём визите в детдом принес мне стопку своих рисунков и долго смеялся, выслушивая мои комментарии относительно его зайцев. Но я знала, я чувствовала: он примет меня — он каждый раз меня ждал. К тому же, журналист — это такой человек, который при желании может вытянуть из вас всё, и уж тем более вытащит всё из тринадцатилетнего мальчика. Уже через месяц я узнала историю Дани от него самого. Она была грустной и очень простой. Если убрать из неё эмоции мальчика, то в моём пересказе она будет выглядеть следующим образом.