Но этот вопрос заставил меня задуматься. Сколько
Когда я впервые заговорил об этом на радио, я сказал, что мы должны считать трагедией тот факт, что необходима организация, подобная Кардиологическому фонду Ларри Кинга. Такой фонд был бы не нужен, живи мы в Израиле, Швеции или Англии. Мы – единственная развитая страна в мире, в которой нет государственной программы медицинского страхования. Я не сомневаюсь, что такая система – истинно христианское дело. И совершенно убежден, что каждый человек обладает правом на здоровье, точно так же как правом на речь.
Так что я собрал друзей, и мы организовали сбор денег в высшей школе в Балтиморе. К нам пришел великий квотербек Джонни Юнитас. И Томми Ласорда. Местный магазин провел показ мод. Я сказал речь. Многие смеялись. Томми тоже выступил и говорил очень проникновенно. Мы выручили примерно сто тысяч долларов.
Первое, что мы сделали, – оплатили операцию тренеру одной из католических школ. Проблема была в том, что он не работал в школе на полную ставку. Поэтому страховки, которая положена учителям, у него не было. Прелесть истории в том, что тренер выздоровел и у него родился сын. И он назвал его Ларри.
Мы пригласили этого тренера на вторую акцию по сбору денег, которая проходила в Вашингтоне. Для человека, которому спасли жизнь, совершенно естественно желание подняться и поблагодарить самыми искренними словами. Но что я сделал такого, чтобы помочь ему? Я всего лишь не знал, сколько стоила моя операция на сердце, а потом пришел в школьный спортзал и отмочил пару шуточек. Понимаете теперь, почему я чувствую, что не заслужил этих похвал?
Давайте взглянем на дело непредвзято. Что такого великого я сделал? Со мной случился инфаркт в приемном покое скорой помощи, и меня спас доктор Ричард Кац. Мне понадобилась операция, и ее провел доктор Уэйн Айсом. Я основал фонд. Кац присоединился к нам и связал нас с клиникой Университета имени Джорджа Вашингтона. Потом к нам присоединился Айсом с Нью-Йоркским пресвитерианским госпиталем. Теперь у нас были прекрасные доктора и прекрасные больницы, а я для этого всего-навсего курил по три пачки в день на протяжении почти 40 лет, ел жирные бараньи отбивные, а потом явился в больницу, жалуясь на боль в груди.
Вначале почти все средства Фонда поступали от наших ежегодных презентаций. Марвин Хамлиш[167]
играл на фортепиано. Вик Дэмон[168] пел. Дон Риклс блистал со своими шуточками. Рядом с ними я чувствовал себя недостойным. Того, что говорил обо мне Риклс, я никак не заслуживаю.Однажды он представил меня так: «И не надо все время стоять, не такой уж ты и большой человек».
Риклс поедает мои бифштексы вот уже 50 лет. Помню, как я познакомил его со своей матерью. Это было в Майами. За нашим столиком сидел еще Сидни Пуатье[169]
. Моя мать восхищалась: «Какой милый молодой человек!» Но тут появился Риклс и заявил: «Господи, Ларри, ты тусуешься с кем попало!»И продолжил: «Сидни, хорошо, что ты здесь. Не хочется тебя напрягать, но, кажется, все кончилось». А потом, как всегда в таких случаях, в притворном ужасе оглянулся на оркестр и вопросил:
«Он что, собирается лезть на сцену?»
На одну из презентаций Фонда пришел управляющий Morton’s Steakhouse. Он весил примерно три сотни фунтов. Риклс сказал ему:
«Я должен бы попросить вас встать и представиться публике, но, увы, наш крановщик сегодня заболел».
В другой презентации был Синбад[170]
. Он встретился на сцене с Джонатаном Тишем, управляющим сети отелей Lowes. Синбад сказал ему: «У вас хороший отель. Замечательные номера по пятьсот долларов за ночь. Свежие простыни. Мягкие подушки. Но пять баксов за “Сникерс”? Это перебор!»Ведущим одной из презентаций был Дик Чейни[171]
. Я помню, как он вел себя, когда узнал, что ему требуется операция на сердце. Он присел со мной рядом на лестничной площадке «Супердоума» в Новом Орлеане, где проходил съезд республиканцев в 1988 году.«Расскажи, что со мной будет, – попросил он. – Только не упускай ничего, ни одной мелочи».