Я хочу сделать для отца что-то такое, чего он не делает для себя сам. У него уже есть имя в журналистике. Но я говорю о другом. Пройдет еще лет тридцать или сорок, и вы не увидите Ларри Кинга в передачах CNN. Может быть, только изредка будут показывать какие-нибудь наиболее интересные кусочки его шоу. Но сейчас он каждый день спасает чью-то жизнь. Так что имя моего отца будут помнить и тогда, когда вырастут наши внуки. Как сказал на последней презентации фонда Энтони Роббинс[177]
: «Лучшее, что мы можем, – потратить жизнь на что-нибудь, что продлится дольше, чем она сама».Ларри Кинг
Говорят, я взял интервью более чем у 40 тысяч людей. Может, и так. Никто не станет отрицать, что я встречался с массой народа. Но никто из них не производил на меня большего впечатления, чем Ларри-младший.
Ларри Кинг-младший
На мне не просто замкнулся круг. Все пошло дальше. Чанс и Кэннон тоже имеют отношение к нашему фонду. Мои дети – Эшер, Макс и Стелла – когда-нибудь тоже продолжат дело. Пока это будет необходимо, наша семья будет заниматься фондом.
Не так давно мои дети продавали в школе кексы, чтобы отдать деньги в фонд. Я видел, как к ним подходили детишки с красными ленточками на руках, теми самыми, что придумал Мэтт три года назад. Я могу лишь сказать, что все восхищает меня и не дает мне забыть, кто я такой.
Мой старший сын написал моему отцу письмо о том, как он гордится тем, что имеет отношение к фонду. Он чувствует естественную связь с дедом. Он никогда не поймет, что я не был близок с отцом, пока был маленьким. Он видит только то, что есть сегодня.
Мы только что отправили команду врачей в Уганду, чтобы они помогали спасать жизни там и учили местных врачей, чтобы те могли помочь еще большему числу людей. Мой сын видел, как я писал благодарственное письмо человеку из Германии, который пожертвовал всего лишь один доллар. Теперь и в Германии есть кто-то, кто связан с моим отцом, со мной и моим сыном.
Глава 24
Соня
Как-то ночью, когда я был молод и только начинал работать в Майами, я пришел домой, чувствуя легкую усталость. Была ночь пятницы, и в прошедший день я вел шоу на радио, на телевидении, а потом еще комментировал собачьи бега. Следующие два дня были выходные. Поэтому будильник я ставить не стал. Я решил, что когда проснусь, тогда и проснусь. Вечером у меня должно было быть свидание. А если мне удастся все-таки встать пораньше, я могу еще провести день на стадионе.
И я лег спать. Когда проснулся, я чувствовал себя прекрасно. Я взглянул на часы. Они показывали десять. Прекрасно! Значит, у меня еще масса времени для того, чтобы позавтракать, побывать на скачках, прийти домой, принять душ и отправиться на свидание.
Я жил в многоквартирном доме и спустился в холл, чтобы забрать свою газету. День был замечательным. Я взял газету и… не поверил своим глазам: там было написано, что сегодня воскресенье.
Я что, с ума сошел? Не мог же я проспать целый день! Я стоял и долго размышлял над этим. Наверное, я все же просыпался и ходил в туалет – но я этого не помнил. А как же девушка, которая ждала меня субботним вечером? Она больше со мной не встречалась.
Я вспомнил 19 ноября прошлого года. В то утро я проснулся и обнаружил, что мне уже 75. Семьдесят пять! Как такое возможно? Еще вчера я был ребенком. Я совершенно не хотел думать о том, что мне 75. Мне было плохо, когда даже исполнилось 50… Я помню, как сел в машину, включил радио и услышал рекламу: «Вам за 50? Вы можете вступить в AARP…»
Я сменил станцию и услышал: «Если вам 50 или больше, вы можете получить 20 %-ную скидку на билет…»
Но семьдесят пять?! В детстве, когда мы встречали кого-нибудь в возрасте около 75, мы думали: «О боже!» В те времена очень многие не доживали до этих лет. И вдруг мне самому 75 лет. «Это невозможно!» – сказал я, стукнув кулаком по столу за завтраком в Nate‘n Al.
«Посмотри на это с другой стороны, – сказали мне. – Допустим, тебе сегодня 75. Но при этом ты еще можешь стучать кулаком по столу».
«Ну да, – отозвался я. – Правда, теперь у меня из-за этого болит рука».
Оглядываясь назад, я кое о чем сожалею. Я точно не должен был жениться восемь раз. Но я не зацикливаюсь на этих мыслях. Думая об этом, я вспоминаю о том, чему был свидетелем во время моего брака с Шэрон. Ее отец был бейсболистом-любителем и очень хорошим спортсменом. Но он пошел служить в Военноморские силы, а потом отец устроил его на почту. Однажды я взял его с собой на матч Orioles. Мы были на поле во время тренировочных бросков, стояли прямо за ограждением и смотрели, как игроки наносят удары. Это была совершенно обычная сцена, которую можно наблюдать год за годом, матч за матчем. Но когда я обернулся к отцу Шэрон, то увидел, что по его щекам текут слезы.
Я спросил: «В чем дело?»
И он ответил: «Мне стоило попытаться».
Я никогда этого не забуду. Может быть, я о чем-то и сожалею. Но одного я никогда не говорил и не скажу: как жаль, что я не рискнул.