«Доброе утро. Это мой самый первый день на радио. Я всегда мечтал попасть в эфир. Я тренировался все выходные. Несколько минут назад я получил свое новое имя. Я заготовил все, но от волнения у меня пересохло в горле. Я очень переживаю. А директор только что ворвался сюда и заявил, что тут надо говорить!»
Вот так 1 мая 1957 года и началась моя карьера. Много лет спустя Артур Годфри сказал мне:
«Единственный секрет в этом деле… что никакого секрета нет!» И он был прав. В тот первый день я получил серьезный урок. Нет никакой хитрости в том, чтобы просто быть самим собой. Кажется, с тех пор я больше никогда не нервничал, выходя в эфир.
Не помню, слышал ли меня тогда дядя Джек и встречался ли я хоть с кем-нибудь, кто слышал мою первую передачу. Это, в общем-то, и неважно. Я был в полном восторге. Мои мечты воплощались. Я не мог дождаться следующего дня, чтобы вернуться в студию, и так продолжалось день ото дня. Я так полюбил эфир, что был готов на всё. И все на станции об этом знали. Что бы ни потребовалось – спорт, новости, все что угодно, – кто-нибудь всегда говорил: «Ларри справится».
Как-то раз заболел ведущий ночного шоу.
«Хочешь поработать всю ночь?» – спросил директор.
«Конечно. С удовольствием».
«Ну ладно, тогда твое время с полуночи до шести утра. Тебе нужно будет проигрывать музыку, немножко поболтать и сказать, что ведущий вернется завтра».
Я заступил на ночную работу. WAHR была маленькой радиостанцией. Ночью здесь никого, кроме меня, не было. Я начал крутить записи, и тут зазвонил телефон.
«WAHR».
Послышался женский голос. Я помню его, как сейчас. Она проговорила:
«Я хочу тебя».
«Простите, что вы сказали?»
«Я хочу тебя!»
Прошло уже много времени с тех пор, как я проиграл Гербу пари, когда не смог выйти с Айрис Зигель из школы Лафайета. Так что в тот момент я подумал: «Вот и парочка дополнительных плюсов, которые дает этот бизнес». И сказал ей: «Я освобождаюсь в шесть!»
Но она заявила: «Нет, так не пойдет. Мне с утра на работу. Ты должен приехать сейчас».
«Но я в эфире!»
«Я живу в одиннадцати кварталах от радиостанции, – она назвала свой адрес. – И я
И не было никакой миссис Горовиц в дверях. Поэтому мои слушатели услышали следующее:
«Ребята, я здесь только на сегодняшнюю ночь. И у меня для вас есть кое-что действительно интересное. Сейчас вы услышите полностью концерт Гарри Белафонте из Карнеги-Холла».
Я поставил пластинку, вскочил в свой потрепанный «Плимут» выпуска 1955 года и помчался к ее дому. У нее горел свет. Она сказала, что дверь будет открыта, и дверь действительно была открыта. Она сидела в комнате в белом белье. Была включена маленькая настольная лампа, так что я с трудом мог различить ее лицо. Радио передавало концерт Гарри Белафонте из Карнеги-Холла. Она распахнула мне свои объятья. Я бросился к ней и прижался к ее щеке, а Белафонте пел «Прощай, Ямайка».
«Туда, где ночи… где ночи… где ночи… где ночи… где ночи…» – Пластинку заело.
Я оттолкнул женщину, вскочил в машину и помчался на станцию. И – это было явно проявление еврейского мазохизма – всю дорогу держал радио включенным. «Где ночи… где ночи… где ночи… где ночи…»
Я был в ужасе. Я ворвался в студию и остановил пластинку. Телефон разрывался от звонков. Я извинялся перед людьми беспрестанно. Но последний звонок мне не забыть никогда. Это был какой-то старый еврей.
«Это WAHR. Я вас слушаю». Он заорал:
«Где ночи! Где ночи! Где ночи! Я чуть с ума не сошел! Я чуть с ума не сошел! Я чуть с ума не сошел!»
Я сказал:
«Сэр, прошу прощения. Но разве вы не могли просто переключить станцию?»
И он ответил:
«Я инвалид. Они поставили эту станцию, а сам я не могу дотянуться до ручки».
Может быть, теперь это и смешно, но тогда мне было не до смеха. Когда я на следующий день пришел на работу, то думал, что мне конец. Но иногда в жизни случаются чудеса.
Сам не знаю, почему мне тогда повезло. Наверное, никто из начальства просто не слушал радио. Я очень на это надеялся, но все-таки не мог поверить до конца. Но наша станция была совсем маленькой. И сигнал у нее был не слишком сильный. Может быть, управляющий жил слишком далеко, и у него дома нашу станцию не принимало. К тому же было три часа ночи. Никто не сказал мне ни слова насчет «Прощания с Ямайкой». Мне показалось, что солнце сразу засияло ярче. И действительно с того дня все пошло как по маслу. Я получил вторую работу, стал комментировать по вечерам собачьи бега. И завел интрижку с настоящей красоткой лет на десять старше меня. И вообще, что может быть лучше, чем оказаться во Флориде в начале бейсбольного сезона?!
В 1958 году Dodgers приезжали в Майами на показательный матч, и меня вызвал к себе директор спортивных программ нашей станции. Он спросил, не хочу ли я отправиться на стадион и взять интервью у одного из игроков Dodgers.