А что это я здесь делаю? Путь журналиста

Тед всегда был очень прост и крайне великодушен. На работу он ездил на «Тойоте». А если пользовался лимузином, то просил шофера остановиться за квартал от отеля, чтобы не пришлось давать чаевые швейцару. Но при этом он мог заплатить любые деньги за игрока, которого хотел сохранить в команде, когда был владельцем Atlanta Braves. И был очень лояльным, иногда даже себе во вред. Он начал заниматься парусным спортом и дошел до победы в самой престижной мировой регате – Американском кубке. Его напарник, с которым их вместе три дня трепало штормом посреди Атлантического океана, как-то рассказал мне, что выжил только потому, что у руля был Тед. Но при этом Тед очень боялся плохих новостей. Даже голос начинал дрожать, как у мультяшного персонажа: «Пожалуйста, только не говорите мне, что все так плохо…»

Он мог быть очень внимательным другом. Зная, что я никогда в жизни не ездил верхом, он, пригласив меня покататься, проехал рядом со мной, держа мою лошадь на поводу, чтобы мне было не так страшно. Он не смеялся надо мной и не унижал. Но если он кого-то не любил, он легко мог втоптать человека в грязь. Когда Руперт Мердок решил купить Los Angeles Dodgers, Тед обзвонил всех владельцев команд лиги и призвал их указать Мердоку на дверь.

Порой он решал любые проблемы с поистине соломоновой мудростью. Двое сотрудников CNN, горячо споря, могли зайти с утра пораньше к нему в кабинет, он тем или иным образом решал их проблему, причем так, что никто из них не чувствовал, что на него каким-то образом повлияли или его мнение недооценили. Но в тот же самый день Тед мог своими высказываниями запросто обидеть людей. Однажды, выступая перед женской аудиторией, он заявил следующее: «Мне нравятся женщины. Я люблю их в романтическом смысле. Я люблю с ними работать. Мне не нравятся страны, где женщинам делают обрезание. Я не делаю обрезание женщинам. Я их беру на работу. Я продвигаю их по службе. Но обрезание им не делаю». Я слышал это своими ушами. Аудитория просто-таки задохнулась. В СМИ его называли «Болтун с Юга». Однажды он произносил речь в школе Брауна – той самой, откуда его когда-то выгнали, – и его предупредили, что она должна занять не более полутора минут. Он встал и сказал примерно такое: «Мне скоро нужно уходить. – Он указал на свое лицо. – Видите? У меня тут родинка. Мне нужно к дерматологу, чтобы ее удалить. И знаете, как я ее заработал? Я подставлял лицо солнцу. Так что я хочу, чтобы вы задумались вот над чем: стоит ли долго находиться на солнце?» И с этими словами он сошел со сцены. Я вам гарантирую, ни один выпускник того дня никогда не забыл его слов.

Тед не мог продумывать свои действия даже на двадцать секунд вперед. Однако он мог предвидеть то, что будет через двадцать лет. Он был очень честен. Но иногда любил ребячиться, хотя это и выглядело несколько глупо. Подобные черты по отдельности не украшали бы человека. Но их сплав создавал революционную натуру Теда Тернера. В нем не было ничего гениального, и при этом он был гением. Во многом он опережал свое время. Например, он разглядел потенциальные возможности спутников, когда об этом не задумывался еще никто.

Один психолог как-то рассказал мне, что для американцев самым значимым, самым удивительным событием XX века была вовсе не высадка на Луну. Им стал запуск советского спутника – первого в мире аппарата, запущенного на орбиту Земли. Сегодня вряд ли это можно считать знаменательным событием, особенно если вспомнить, что первый советский спутник был размером примерно с пляжный мячик. Но, можете мне поверить, в 1957 году, в разгар холодной войны, такое событие, как запуск спутника, стало большим потрясением.

Советы теперь глядели на нас с небес. Они сделали то, что первыми должны были сделать мы. Это нас напугало. Это нас изменило. Именно это подстегнуло нас и заставило высадиться на Луну. Все чувствовали: кто-то там сверху на нас глядит и этот кто-то нам не друг. Именно такими глазами мы смотрели на спутник: мы видели в нем шпиона и угрозу.

А Тед Тернер увидел в нем способ объединить людей. Когда Тед основал CNN, он практически не устанавливал никаких правил. За одним исключением: запрет на слово «иностранный». Для Теда Тернера не было чужих стран. Он, наверное, даже не понимал тогда, какие это открывает перспективы. В эти годы еще никто не говорил о глобализации. Но для Теда все было просто. Однажды он сказал мне: «Когда я смотрю на Атланту, я не думаю о ней, как о части Соединенных Штатов. Я думаю, где она находится на глобусе».

Он не сразу пришел к такому образу мышления. С этим связана удивительная история.

Тед не родился человеком широких взглядов, который хотел пожертвовать миллиард долларов Организации Объединенных Наций. Его отец, у которого была рекламная компания на Юге, был правым консерватором. Несомненно, отец оказал очень большое влияние на него. Однажды я сказал Теду: «Отец оставил тебе миллион. Ты сделал из него миллиарды. Что бы он сказал, если бы увидел тебя сегодня?»

И Тед ответил: «Могу сказать точно, что он сказал бы: “Инфляция…”»