А&В. Бабочка

А на аватарке до боли знакомое лицо рыжеволосого паренька. Венц заблокировал телефон, приложил ладони к лицу и тихо заплакал. Этот намек было невозможно не понять. Опять придется врать, ослушаться он не мог, слишком уж сильно он его боялся. «За что мне это все?!». В палату вошел Яго и, увидев его слезы, кинулся утешать.

— Все хорошо. Все хорошо, — тихо бормотал он, обнимая. — Что случилось?

— Я, кажется, вспомнил кое-что.

— Что?

— Это был блондин.

Тук-тук-тук

Подобно тому, как она делила Дэна на «злого» и «доброго», точно также она делила себя на две половины. Она не считала это отклонением в психике, ведь осознавала, что обе эти личности она сама, просто подходы к жизни у этих частей ее Я были разные. Одна Лилит была прагматиком до мозга костей, ярая последовательница культа логики и разума, холодная и чурающаяся бушующих эмоций. А вторая Лилит — противоположность первой. Чувственная тонкая натура, отвергающая барьеры, что выставляет разумность, и считавшая, что единственно верный путь прожить эту жизнь — испытать как можно больше эмоций, ощутить все, что можно. Между ними нередко возникают конфликты. Со дня знакомства вплоть до последнего дня лета по поводу Дэна они придерживались единого мнения. Он им нравился обоим. «Логичная» замечала, что жених он видный, Высшая школа как-никак, внешностью и умом не обделен, в общем, кандидат в мужья неплохой. А «эмоциональная» на заднем фоне поддакивала и постоянно вставляла аргументы вроде: еще трахается хорошо, и обалденно целуется, и умеет пробудить в ней такие чувства, каких она еще не знала. Но идиллия согласия закончилась в последний день лета, после того как он накричал на нее из-за глупых подозрений. «Логичная» встала в дыбы, что это плохой знак и ноги от такого психа делать надо, а вот «эмоциональная» его оправдывала. И что таить, чаще всего она слушалась именно своего чувственного Я, нежели разумного.

Но в то утро они поменялись местами.

После вчерашнего скандала настроение у нее было самое что ни на есть подавленное. Видеть никого не хотелось, а уж разговаривать тем более, но для Яго она сделала исключение. Он позвонил рано утром, она едва успела продрать глаза и заварить кофе. Разговор он начал с извинений. И нет, не из-за раннего звонка, а из-за обвинений Дэнниса в избиений. Венц вспомнил, что бил его мужчина со светлыми блондинистыми волосами. Это не мог быть Дэн. Еще раз извинившись за то, что наговорил на Дэна, Яго положил трубку. А Лилит села за кухонный стол, и какое-то время смотрела на холодильник. Без смысла, в полированном хроме ничего интересного не было и быть не могло. А она все сидела и смотрела. Голова ее ничем занята не была, при этом глаза то и дело моргали, а руки отбивали нервный ритм ногтями по стеклу стола. Свет горит, а дома пусто. Она не знала, как отнестись к этой новости.

«Логичная» завопила, что она допустила грубую ошибку, обвинила ни в чем неповинного. Она вменяла ей чувство вины за слова, что вчера были произнесены за этим самым столом. А вот у «эмоциональной» было другое мнение. Она никак не могла уняться со своей интуицией, настаивая, что никакой ошибки не было, что лучше бы все разузнать получше, тут что-то не складывается. Кого из них слушать? Черт его разберет.

Тук-тук-тук. Стучат ее ногти по стеклу. Тук-тук-тук. Вдруг тишина, пальцы замерли. Она взяла в руку кружку с кофе, поднесла к губам и сделала глоток. Горькая горячая смесь прокатилась по пищеводу и упала в пустой желудок. И как ей он в момент стал мерзок. И дело было не в кофе. В самом мире было дело. В мерзком отвратительном нелогичном неправильном кривом и исковерканном мире. Дерьмовом мире с дерьмовыми людьми, проживающими свои дерьмовые жизни. Он изо всех сжала ручку чашки и еле сдержалась, чтобы эту кружку куда-нибудь не запустить. В окно, например. Грохот разбившегося стекла, разлетающиеся осколки. Потом за кружкой она бы отправила стул, на котором сидела. Завопила бы во все горло, чтобы каждый узнал, что мир — дерьмо. Била бы кулаками холодильник и орала бы до хрипоты. Но вместо этого она сделала еще глоток. «Как-нибудь прорвемся» — жалкая попытка самоуспокоения, и когда она эта поняла, она сама себе язвительно улыбнулась. И вновь нервозно застучала по столу пальцами. Тук-тук-тук.

Аппендикс и первый поцелуй

О, если б мог сейчас я умереть!

Счастливее я никогда не буду, — донеслось из динамиков телефона.

На экране видеозапись первого и последнего спектакля «Отелло» поставленного одаренной труппой актеров-новичков. Качество, конечно, оставляло желать лучшего. Руки оператора тряслись, а на заднем фоне кто-то постоянно отпускал сальные шуточки по поводу актрис. Но это единственная запись от начала до конца спектакля.