А&В. Бабочка

— Совсем нет. Я открыл сундук, начал его разбирать и… Ничего. Он слишком огромен, в нем слишком много всего. Это нельзя хоть как-то систематизировать. А что выбросишь, то мгновенно вернётся. И докинуть в этот сундук ничего не получится. Вот что я понял: я не могу изменить себя и сделать из себя нормального. Мне не стать кем-то другим. Все мои травмы, переживания, эмоции — они не исчезнут по моей воле. И заставить себя почувствовать что-то, что никогда не испытывал, я не могу. Я не способен этим управлять. И все, что мне остается, это научиться с этим жить, максимально рационально использовать то, что у меня есть, запомнить, что за чем лежит в этом сундуке, что стоит доставать на всеобщее обозрение, а чего лучше не касаться. Ты можешь думать, как и я когда-то, что сможешь стать другим. Но это не так. Даже если ты осознаешь, что внутри у тебя за чувства, это не значит, что ты сможешь от них отказаться по своей воле.

— Но чувства — это переменчивая материя. Мы не знаем, что будет завтра, и может, скоро я его вовсе забуду и тогда мы…

— А может, этого никогда не произойдет. И я навсегда останусь номером два. Но все то время, что мы будем в отношениях, я буду беспрерывно страдать. Нет. Лучше будет расстаться. Я не знаю, смогу ли тебя забыть, но мне будь не так больно, если ты будешь далеко.

— Значит, это конец?

— Да, конец, — отрезал он, мрачно вздохнув. — Позволишь мне кое-что у тебя попросить? — вместо ответа слабый кивок и тихий придавленный всхлип. — Первое: запомни, ты великолепен. Ты прекрасный человек. Тебе может многое в себе не нравится, но всегда найдется тот, кто будет этим восхищаться. Полюби себя таким, какой есть, и тебе станет легче. Второе: если я тебе хоть каплю дорог, не причиняй себе боли, не режь себя, не заставляй меня чувствовать себя виноватым в этом. Как-нибудь переживи эту боль без лезвия. И последнее: держись от этого Дэна как можно дальше.

— Зачем это?

— Я не могу объективно судить Дэна, не пообщавшись с ним лично, но судя по твоим рассказам, человек он, мягко говоря, не очень хороший. Я встречал таких людей за свою практику. Он часто агрессивен и жесток, не способен на эмпатию, а ко всем вокруг относиться как к вещам.

— Хочешь сказать, он психопат? — Слезы постепенно заканчивались, говорил он уже более спокойно.

— Не исключено.

— Ты ошибаешься. У него просто тяжелое детство, но он способен на чувства и эмоции, на привязанности. Он не раз приходил ко мне в очень подавленном состоянии.

— А ты уверен, что это все не было спектаклем, красивым шоу для достижения каких-то своих целей?

— Уверен, он не притворялся.

— Тогда он, возможно, социопат. Суть в том, что он пользуется тобой. Это дружба в одни ворота, только ты с ним дружишь, а он с тобой нет. Ему плевать на твои чувства, он творит, что хочет. Он будет добреньким, только когда ему самому что-то надо, а твои дела его волновать не будут. Ради себя самого разорви эти отношения с ним, как я разрываю наши.

— Я сам разберусь, — неожиданно грубо ответил Алекс. Больше он не плакал. — Теперь это только моя жизнь, и тебя она не касается.

— Ты прав, и всё же…

Он не договорил. Алекс сорвался со стула и начал собираться. Собрав все свои вещи, и те, что принес сегодня, и те, что оставлял ранее, бесцеремонно и по-английски ушел, громко хлопнув дверью.

Я скоро приду

Этот день начался обыденно, как начинались многие до этого. Она проснулась чересчур рано, встала с постели, потянулась, заварила кофе. В воздухе висела утренняя тишина. Если жить в постоянном шуме, слыша гул дорог, грохот машин, едущих по трассе, и постоянную людскую возню, их несмолкающие голоса, то такая тишина бьет по ушам, ошеломляет. Не покидает ощущение, что уши заложило, но это не так. Просто город спит еще. Дороги пусты, и люди в большинстве своем сладко спят. Первые лучи солнца назойливо били по глазам, каким-то образом пролезая через занавески. Она сидела за кухонным столом, щурясь и медленно потягивая несладкий кофе, словно стараясь впитать в себя эту тишину. Эту ночь она плохо спала, часто ни с того ни с сего просыпалась, через секунду проваливаясь в сон обратно, а сны были тревожными, злыми, однако ни один из них в памяти не задержался. Странное мерзкое волнение не давало ей покоя, о причине которого она догадывалась, но не осознавала в полной мере. Оно выдергивало ее из сна, посылая до безобразия страшные образы, от которых она мгновенно просыпалась со сбитым дыханием, в поту и нервной бегающей по всему телу дрожи.

Она получила этот контракт, с завтрашнего дня он начнет действовать, и она официально станет актрисой. Съемки, конечно, начнутся не прямо завтра. Предстоит еще долгая подготовка, вычитка сценария и прочее, но это все — первые шаги к ее дебюту на телеэкране.