А&В. Бабочка

— Сейчас объясню. Она антрополог. В научных кругах ей принесли известность ее труды по социализации детей и подростков в Полинезии. Однако известность среди широких кругов ей принесло одно ее высказывание, что до сих пор не ленятся цитировать. Мне оно очень нравится. Можно сказать, оно мне близко по духу. Что является первым признаком цивилизации, как думаешь?

— Ну-у, мне-то откуда знать, я не ученый. Наверно, первый инструмент.

— По ее мнению, сросшаяся бедренная кость. Она означает, что кто-то заботился об этом человеке: приносил ему еду, делал перевязки, защищал от хищников и прочих напастей, пока она не зажила. А бедро заживает совсем не быстро. В дикой природе, ты верно подметил, если львенок сломает бедро, ему кирдык. Но люди — не животные. Забота о собратьях, которым повезло меньше, основа цивилизации. Именно такая человечность двигала прогресс столетиями. Даже такие убогие как я приносят пользу человечеству, и куда рациональнее не выбрасывать этот ресурс.

Раздался смех.

— Пользу? Серьезно? — все еще продолжая смеяться, сказал он. — Какая от тебя может быть польза? Ты ведь даже как вот этот мальчишка заказы по столикам разносить не способен. Тебя не возьмут ни в одну уважающую себя компанию. Ты не способен ни на что! У тебя хоть Начальную школу получилось окончить?

— Я сейчас обучаюсь в Старшей школе, — спокойно ответил Новак и, вынув из своего пиджака школьную карту-пропуск со своим именем и фотографией, протянул ее ему.

Он взял ее в руки, улыбаясь. Видимо, он ожидал увидеть подделку. Улыбка медленно сползла с его лица, ведь это был самый настоящий оригинал. Он даже навел на него телефоном и с помощью специальной программы для родителей получил табель его успеваемости. Новак знал, что сейчас он пробегает глазами по идеальным стобальным оценкам. А в конце табеля, словно вишенка на торте, стоял показатель IQ, сильно превышающий норму.

— Это, наверно, не твое, — тихо сказал отец.

— Моё, — сказал, вздохнув, Новак и мягко вытянул карту у него из рук, протер ее салфеткой, стирая следы его жирных пальцев, что остались на гладком пластике, и убрал обратно в нагрудный карман.

— Наверно, наше образование уже настолько упрощено, что и тебе ставят хорошие оценки, — сказал он и хмыкнул, но прежней надменной уверенности в его тоне слышно не было.

— Нет. Они только усложняются, если судить по статистике, с каждым годом прошедших в Старшую становится меньше.

— И все равно это никак не доказывает твои слова. Хорошие оценочки не гарантия того, что ты будешь приносить пользу, и конечно, на гарантия успеха. Тебя даже с дипломом брать на работу никто не захочет.

— Ты прав, определенные сложности тут есть, — он с наслаждением сделал последний глоток чая, поставил кружку на блюдце и отставил в сторону, поближе к краю, чтобы официанту было удобнее забрать. — Однако в приглашениях на работу я уже не обделен. Меня даже после выхода со Средней школы завалили предложениями о работе.

— Значит, ты исключение из всех этих паразитов, но тебе просто повезло.

— Тут спорить не буду, это природный талант. Однако даже для его оттачивания пришлось приложить немало усилий.

— Исключение лишь подтверждает правило — не стоит сюсюкаться с такими как ты. На одного такого умного тебя приходятся тысячи бесполезных, в пустую пожирающих ресурсы общества. Польза не соизмерима с убытками.

— И что же, по твоему мнению, стоит делать с такими как я?

— Эвтаназия.

— Вот как? Интересно, — саркастично, но все еще беззлобно, бросил он. — А как понять, кого стоит прикончить, а кого оставить?

— Тут все просто. Если официально поставлена инвалидность.

— Инвалидность присваивается по разным причинам. И далеко не каждая мешает человеку работать. Более того инвалидность по некоторым причинам в будущем могут снять.

— И все равно. Ты хоть представляешь, сколько сил, времени и денег стоит воспитание одного такого паршивца?

— К сожалению, понимаю я это слишком хорошо.

— Вот ты со мной и согласился. Если бы эти дуболомы в правительстве только приняли этот закон…

— Нет, я с тобой не соглашался. И, честно говоря, слушать это до боли смешно и мерзко.

— И почему?

— Так если у тебя появится инвалидность, ты громче всех визжать будешь, что эвтаназия бесчеловечна, тупоголовый ты кретин, — последнее он сказал, не скрывая улыбки.

— Что ты сказал?! — Он громко бахнул кулаком по столу, озлобленно смотря на него, но ничего более. Видимо, не захотел рисковать своей репутацией и выставлять себя в слишком дурном свете перед гостями кафе.