А вдруг?.. Тревога: как она управляет нами, а мы – ею

В том, чтобы сосредоточиться еще на чем-то, кроме собственных мыслей, нет ничего плохого. Очень часто отвлечься все-таки лучше, чем до бесконечности пережевывать старые тревоги. Тем не менее даже самые грандиозные откровения не изменят того факта, что мы живем в обществе, в котором нам приходится как-то налаживать контакт с будущим, полным рискованного выбора. Как бы далеко нас ни унесло, фоновая тревога остается с нами. В этой главе речь шла о том, как облегчить тревогу. Следующая будет посвящена тому, как с тревогой жить.

Как жить с тревогой

Пока в соборе идет авангардный органный концерт, я провожу одно из тех интервью для этой книги, которые я не особо планировал. Беседовать обычно лучше в отдельном помещении, чтобы людям было комфортно делиться своими проблемами и мыслями, но Санне сказала, что хотела бы встретиться в церкви. Ей скоро семьдесят, она дружелюбно смотрит на меня через очки. Мы входим в церковь, под сводами которой звучит музыка. В боковом нефе находим уединенное место, где можно говорить, не повышая голоса, и слышать друг друга.

Я знаю, что у Санне диагностировано генерализованное тревожное расстройство. Почти атональное звучание органа – прекрасный саундтрек к ее истории.

Все началось еще в школе. Санне слишком беспокоила мысль, что ее работу будут оценивать. Она боялась, что ее разоблачат, но из-за чего именно, не знала. Просто у нее было чувство, что иногда ее видят насквозь. Выступать перед классом было мучением. Задолго до доклада Санне начинала думать, что у нее закружится голова и она упадет в обморок. И когда она выходила к доске, под пристальные взгляды одноклассников, ее опасения подтверждались. Страх перед чужой оценкой не оставлял Санне и во взрослой жизни, ей приходилось бросать и учебу, и работу. Со временем она обнаружила, что все чаще грезит наяву.

«Когда мысли у меня не крутятся вокруг чего-нибудь одного, я мечтаю, наблюдаю жизнь, ищу закономерности. По воскресеньям я с полдня просто сижу и мечтаю. Потом прихожу в себя, оглядываюсь и… неужели прошло столько времени?» Санне легко дается ожидание в очереди: она просто уходит в свой мир, и время пролетает быстро. Одно плохо: Санне не в состоянии отключить свою мечтательность.

«Я часто раздумываю о том, что можно было сделать по-другому и как вышло на самом деле. Могу погрузиться в свой выдуманный мир и почти забываю, что произошло. Что, я сейчас во сне? Все происходит так медленно, а мне ничего делать не нужно. Все неважно. Вот что может прийти мне в голову. Кто я вне своих мыслей? Кто я, когда я не думаю? Существую ли, когда не думаю?»

Рассказывая, Санне смотрит на пустые скамьи. Свой диагноз она услышала, когда работала в приюте для людей с тяжелой формой аутизма. Один из взрослых сыновей Санне чувствовал себя подавленно, Санне мучило беспокойство, а «чрезмерное беспокойство» является наиболее распространенным описанием генерализованного тревожного расстройства, и психолог счел «чрезмерное беспокойство» уместным диагнозом. Но действительно ли беспокойство Санне было чрезмерным?

Вскоре сын впал в такую депрессию, что начал принимать лекарства, которые «прописал» себе сам. Санне стала сверхзаботливой матерью. Она помогла ему связаться с психиатром, ей хотелось всегда быть с ним. Не только чтобы знать наверняка, что с ним все в порядке. Им было хорошо вдвоем, им нравилось разговаривать.

«Когда у тебя появляется ребенок, ты представляешь себе, что и как будет происходить, и думаешь, что можешь все контролировать, – говорит Санне. – Думаешь, что твоя любовь защитит его. Я обманулась во многих своих ожиданиях. Но если кому-то плохо, то это не от недостатка любви. Всякое, конечно, бывает, но вмешаться может еще много чего».

Когда сын Санне исчез, она в тот же вечер сообщила об этом в полицию. Сын, видимо, сам принял решение исчезнуть, и полицейские заявили, что ничем помочь не могут. Санне не знала, как быть.

«Я знаю, это все равно что искать иголку в стоге сена, но мечтать мне никто не запретит, и в мечтах я часто нахожу сына».

В дальней части церкви слышен угрожающе-дисгармоничный рев органа. Может быть, органисту не нравится, что мы разговариваем. Наверное, собор – неподходящее место для таких бесед. Санне, кажется, почти не замечает сердитых звуков.

«Я не хотела думать о самом плохом, и когда в дверь постучали, я решила, что это он, хотя в то же время мне казалось – я уже знаю, что произошло. В своих снах наяву я иду, иду через прихожую к входной двери. Я снова и снова повторяю шаги, после которых все изменилось».

Никто не знает, случайной ли была передозировка или сын Санне хотел умереть. Ее друзья говорят про несчастный случай.

Мир померк, мысли путались, делая его почти несуществующим. Сегодня, отправляясь в магазин, Санне иногда останавливается и оглядывается, поражаясь, что все как прежде.

«Неужели внешний мир еще существует? Как? Я живу как в кошмарном сне».