А вдруг?.. Тревога: как она управляет нами, а мы – ею

Будучи психологом, Хайес много знал о лечении панического расстройства и пытался бороться с ним. Но в следующие два года его склонность к паническим атакам только усилилась. Он начал избегать ситуаций, которые могли вызвать у него тревогу. Лекции он переложил на аспирантов или же ставил учебный фильм, а сам уходил из аудитории. Одно время Хайеса даже мучили навязчивые мысли, например, выбросить новорожденного сына в окно, «как фрисби», и «посмотреть, далеко ли он полетит». Техники релаксации, седативные препараты, алкоголь, юмор и экспозиционная терапия – ничего не помогало[454].

«Основная проблема, – пишет Хайес, – крылась в токсичном послании, которое отправлял мне мой разум: тревога – мой противник, и я должен победить ее»[455].

Сегодня Хайес известен своей быстро набирающей популярность моделью терапии под названием ТПО – терапия принятия и ответственности[456]. ТПО относится к когнитивно-поведенческой терапии (КПТ) третьей волны и отличается от нее тем, что ее целью не является излечение.

Поддавшись немного своей панике, Хайес пришел к выводу, что чем больше мы пытаемся с ней справиться, тем сильнее она становится. Даже открываясь ей (так, в основном, и работает КПТ), мы сталкиваемся с эффектом белого медведя, потому что наша конечная цель – избавиться от тревожности. Следовательно, чтобы научиться жить с тревожностью, надо открыться ей по-настоящему.

Хайес не так противоречив, как Сас. Подобно другим когнитивно-поведенческим психологам, он проверял свой метод путем контролируемых экспериментов и оставался в рамках доказательной психологии. Но в своих взглядах на психическое здоровье он чем-то напоминает Саса.

«Правда о психическом здоровье, – пишет он, – состоит в том, что причины всех психических состояний, о которых вы слышали, неизвестны, а идея о „скрытых болезнях“, стоящих за человеческими страданиями, абсолютно провальна»[457].

Такая точка зрения сегодня не кажется такой уж противоречивой. С одной стороны, это связано с базовым представлением КПТ о том, что наше знание ограничивается знанием о поведении и мыслях. Что в генетическом картировании, что в изучении (с точки зрения нейропсихиатрии) биологических процессов, которые считаются причиной психических заболеваний, достигнуто не так много – факт, придавший критике дополнительную силу. По словам Хайеса и многих других, включая Аллена Фрэнсиса, редактора четвертого издания Американского диагностического руководства, медицина, несмотря на сотни хорошо финансируемых исследовательских отраслей и передовые технологии, не смогла обнаружить ни одного психического заболевания. За исключением некоторых явных неврологических расстройств, психиатрические диагнозы остаются описаниями тех или иных форм поведения. Ни по анализам крови, ни по снимкам мозга нельзя определить, кто чем страдает[458].

Принятие, которому Хайес пытается научить своих пациентов, сводится к тому, что болезненные переживания неизбежны и являются частью жизни. Поскольку они неизбежны, принятие становится единственно разумной стратегией.

Но что значит принятие? Неужели мы должны принимать любое несчастье, которое с нами случается?

Можно смотреть на концепцию принятия как на попытки обучить людей приспосабливаться к чему угодно. Хайес критикует социальные факторы, способствующие угнетению человеческого духа, – не в последнюю очередь психиатрию, свою собственную специальность, – но его анализу общества недостает глубины. Вероятно, из-за этих факторов благую весть о принятии иногда используют, чтобы заткнуть рот недовольным. В одном исследовании показано, например, как семинар по ТПО для сотрудников британской системы здравоохранения превратился в идеологический урок по принятию неприемлемых условий труда[459].

Однако, как склонны подчеркивать почти все проповедники принятия, воспитать в себе принятие не означает смириться с природой этого мира. Принятие состоит в том, чтобы позволить мыслям, чувствам и впечатлениям быть такими, какие они есть. Принятие не означает нейтрализацию. Его главное положение взято из буддизма: мы не сводимся к нашим мыслям и чувствам, на движения нашего ума влияют впечатления и переживания, которые мы не контролируем. Зато мы контролируем свои действия. Поэтому так важна наша способность действовать в «ценном для нас направлении» – делать то, что мы хотим делать.

Санне, например, могла запретить своему единственному теперь сыну служить живым щитом в акциях протеста. Могла бы вызвать у него угрызения совести, сказать, что не вынесет беспокойства за судьбу еще одного ребенка. Если бы он все-таки уехал, она могла бы утешить себя мыслью, что сделала все, что могла. Могла бы успокоить свою тревогу. Вместо этого Санне тревогу приняла. Она уважала решение сына. Санне ценила его независимость, и предпочла свои ценности своему же душевному благополучию.