А вдруг?.. Тревога: как она управляет нами, а мы – ею

Надо было бросить тебя еще несколько лет назад… Я же говорила, жаль, что я не умерла. Я выбрала правильные место и время. ПОЗДРАВЛЯЮ С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ… И НЕ ВЫМЕЩАЙ ВСЁ НА ДЕТЯХ… Надеюсь, что на этот раз ты наконец оторвешь задницу от дивана. Бросишь пить, курить траву, перестанешь быть неудачником. НАЙДЕШЬ РАБОТУ. Ты ведешь себя, как дряхлый дед. Попробуй стать живым. Как жаль, что я этого так и не сделала…[69]

Если вчитаться в это письмо, то перед нами проступает обычный мотив самоубийства: отношения. После душевной боли проблемные отношения – это вторая по распространенности тема. Это подтверждается тем фактом, что двенадцать процентов самоубийц покончили с собой в присутствии других, иногда без предупреждения, например, застрелились в разгар ссоры[70].

В противовес приведенной выше цитате, в большинстве прощальных писем с темой «отношения» говорится почти исключительно о нехватке любви. Сорокалетний мужчина, прежде чем повеситься, написал своей жене:

Я подвел тебя, и подвел так, что не могу смотреть на собственное отражение в зеркале. Я не сумел выполнить свои обязанности и позаботиться о тебе. Прости меня. Прости[71].

Другой мужчина писал своей девушке:

Я просто не в состоянии понять, как я мог принести кому-то столько боли, сколько принес тебе. Прости меня. Я как будто был не я. Поэтому я не могу больше себя выносить. Я знаю, что не смог бы причинить тебе боль, и все-таки это сделал[72].

Ощущение «я ничего не добился в жизни» – тема, которая звучит в 17 процентах писем самоубийц. Молодой человек двадцати двух лет пишет на обороте заключенного с психотерапевтом договора о несовершении самоубийства:

Я – ничтожество… я всю свою жизнь ощущал себя неудачником. Я ни в чем не добился успеха. Нигде не стал лучшим. Я ни одного важного дела не довел до конца.

Я – плохой друг. Я – эгоист. Мне кажется, что на меня всем наплевать, а те, кто пытаются казаться неравнодушными, все равно заняты собой. Так я отношусь к другим – вот и другие ко мне так же относятся. Зачем мне и дальше отравлять себя? Я СЕБЯ НЕНАВИЖУ. Да пошло оно все в задницу[73].

Помимо ощущения жизненной несостоятельности, в письмах в основном описаны следующие причины: усталость (двенадцать процентов), одиночество (одиннадцать процентов), тоска (девять процентов), вина (семь процентов) и стыд (пять процентов).

Удивительно, но единственным типом самоубийства, которого в исследовании не выявили, оказалась одна из главнейших категорий Дюркгейма – то, что он называл «альтруистическое самоубийство»: смерть, представленная в качестве благородного долга. Если бы Дюркгейм больше интересовался тем, что люди думают на самом деле, вместо того, чтобы строить догадки о бессознательных мотивах, его теории самоубийства, вероятно, выглядели бы по-другому.

Господин в голове

Эта книга открывается цитатой, в которой писатель Дэвид Фостер Уоллес размышляет о том, почему почти все, кто совершает самоубийство посредством огнестрельного оружия, приставляют дуло к голове. В старой банальности кроется истина, пишет Уоллес: разум – великолепный слуга, но ужасный господин. Мы хотим избавиться от мыслей, и потому стреляем себе в голову.

У этого рассуждения два слабых места. Во-первых, Уоллес пишет, находясь в американской среде, где огнестрельное оружие широко распространено. В общемировом масштабе не так много самоубийц кончают с собой при помощи пистолета. В Европе таких всего несколько процентов. Самый распространенный способ свести счеты с жизнью для европейца – это повеситься; в некоторых странах, особенно в Восточной Европе, на повешение приходится до 90 процентов самоубийств.