А вдруг?.. Тревога: как она управляет нами, а мы – ею

Но будущее далеко не всегда казалось человеку таким важным, каким кажется сейчас. Наши горизонты планирования, то, насколько далеко мы заглядываем в будущее, на протяжении большей части истории ограничивались, по причинам практического характера, несколькими днями. Для современного человека горизонт планирования простирается далеко за пределы всего, что имеет отношение к конкретному опыту. Когда мы думаем о «нашем будущем», оно охватывает столь длинный отрезок времени, что всего два столетия назад о нем никто не стал бы даже загадывать.

А сейчас человек, у которого есть хоть крупица фантазии, всегда найдет, о чем тревожиться.

Ребенка может тревожить, что через двадцать лет у него не останется друзей. Курильщика – то, что через сорок лет он умрет от рака. Студента – что через пятьдесят лет он будет жить на грошовую пенсию. Элизу тревожит, что она до конца своих дней будет несчастна.

Всех этих вариантов будущего не существует. Они выдуманы, вычислены, они – плод фантазии. Единственное, что существует, – это здесь и сейчас, в котором наши прежние опасения и надежды или воплощаются, или нет. Так как же может то, чего нет, отбрасывать столь длинную тень на то, что есть?

Время без времени

Когда описывают что-нибудь, свойственное человеку, то игнорируют период, когда человек существовал без времени – без часов и календаря, и это скорее правило, чем исключение. И все же именно так люди жили на протяжении почти всей истории человечества, т. е. около 200 000 лет.

Обсуждать, как влияет на нас отмеренное часами время и горизонты планирования, мы можем благодаря тому, что следы нашего безвременного существования сохранились в разных культурах и сейчас. В середине XX века антропологи обратили внимание на то, насколько иначе относятся ко времени в обществах, не знающих промышленности и земледелия. Ученым, конечно, было трудно вжиться в другие типы временного сознания из-за культурных различий наших обществ, поэтому успехи антропологов в этом вопросе можно назвать впечатляющим достижением общественных наук.

Так, антрополог Джеймс Сузман, исследовавший представителей намибийской народности сан, или бушменов (результаты этого исследования были недавно опубликованы), 25 лет провел в их обществе, чтобы освоить язык и понять культуру. Бушмены до наших дней сохранили образ жизни охотников и собирателей. Их обычно называют старейшим народом в мире, и переход к современной системе работы по найму у них до сих пор еще не произошел. В наши дни бушмены живут между современностью и древностью: у них есть сшитая на фабрике одежда, современные инструменты, дома и они торгуют с внешним миром.

Сузман изначально не задавался целью выяснить, что думают бушмены о времени. О феномене их отношения к времени он узнал благодаря белый фермерам, которые, как и при колониализме, продолжали нанимать представителей коренного населения, а платили зачастую не деньгами, а едой. Это противоречило законодательству Намибии, но многие фермеры настаивали на плате натурой, так как бушмены, по их словам, не умеют обращаться с деньгами.

«Бушмены воспринимают время не как мы», – объяснил один из фермеров.

Так считали многие белые колонисты. Бушмены воспринимают время «как дети малые», и деньги у них не держатся. У человека, получившего месячный заработок, через неделю денег уже не оставалось. А когда работникам платили едой, «зарплаты» хватало на более долгое время.

Слушая эти рассуждения, не стоит забывать, что фермеры извлекали выгоду из бушменских представлений. В идее о том, что у бушменов детское восприятие времени, звучали отголоски прежних представлений о сходстве бушменов не столько с людьми, сколько с животными. Однажды совершенно случайно пожилой бушмен заметил, что белые фермеры смотрят на время иначе. Лишь после этого Сузман начал разбираться, в чем же заключается разница.

Оказалось, что понятия «будущее» и «прошлое» значат для бушменов поразительно мало. Старик, который заговорил о том, как воспринимают время белые, был уже весьма преклонного возраста, но, подобно другим старикам этой деревни, не знал и не придавал значения дню своего рождения. Его возраст можно было определить, только расспрашивая его об исторических событиях, которые ему довелось видеть на своем веку. Дело нелегкое: старику, похоже, неинтересно было обсуждать прошлое.

«Пришли фермеры и люди из племени гереро и украли землю», – такую историю старик повторял снова и снова[152].

В общем и целом исследование Сузмана подтверждает наблюдения его коллеги, который занимался бушменами за пятьдесят лет до него. Того тоже поразило, что бушмены, похоже, мало помнят и того меньше интересуются прошлым. Когда кто-нибудь умирает, его зарывают в песок и забывают о нем. Кто твои родители, кто твои предки – совершенно неважно.

Еще меньше бушменов заботило будущее, оно редко простиралось дальше, чем на несколько дней. Зато внимание интервьюируемых было сосредоточено на том, что мы называем «сейчас»[153].