А вдруг?.. Тревога: как она управляет нами, а мы – ею

Во время коротких отпусков люди сбрасывают ярмо работы, и неумение занять себя становится особенно очевидным. Дни больше не расписаны, и мы оказываемся друг перед другом словно голыми. Остро встает вопрос «Чего мы хотим на самом деле?» – и не факт, что люди в состоянии найти на него ответ. Результаты нескольких исследований показали, что частота разводов зашкаливает в конце периода отпусков. Недаром многие стремятся сделать отпуск как можно короче. В США, самой отпусконенавистнической стране в мире, только половина работников берут отпуск, на который имеют право по условиям найма. Почему они принимают такое решение? Что происходит за время предоставляемой нам короткой «передышки»?[258]

Социолог Арли Хокшилд три года посвятила наблюдению за работниками американской фирмы «Амерко» (название изменено). Это успешное, занимающее прочные позиции на рынке предприятие предложило своим служащим программу, которая предусматривала укороченный рабочий день, расширенные возможности для неполной занятости, отпуска по уходу за ребенком и просто отпуска. Казалось бы, такую инициативу можно только приветствовать, тем более что служащие часто жаловались на нехватку времени. При 47-часовой (в среднем) рабочей неделе смены по 10–12 часов не были редкостью.

Однако предложенными возможностями воспользовались очень немногие. Из 21 000 работников всего 53 человека перешли на укороченный рабочий день, чтобы проводить больше времени с детьми (и среди них не было ни одного мужчины). Большинство так и не отгуляли выходные дни; удаленную работу выбрал всего один процент служащих, несмотря на то, что предприятие поощряло такую форму занятости.

В ходе интервью Хокшилд обнаружила: тот факт, что работники сами выбирают рабочие перегрузки, не объясняется ни возможным падением дохода, ни риском увольнения. Объяснение крылось не столько в изменениях, связанных с работой, сколько в изменениях, связанных с семьей. Работа просто-напросто оказалась «интереснее, чем домашняя жизнь», как выразились большинство служащих[259].

«Я хожу на работу, чтобы расслабиться», – заявил один из опрошенных[260].

Проводившиеся ранее исследования уже показали, что мужчины отдают приоритет не семье, а работе. Но Хокшилд обнаружила, что такая модель встречается и у женщин, служащих в «Амерко».

Объяснение Хокшилд звучит просто: социальная жизнь на рабочем месте проходит по определенным правилам, и представители наиболее привилегированных групп профессионалов пользуются уважением, а также социальной поддержкой, тогда как семейная жизнь проходит в атмосфере стресса, конфликтов, хаоса и чувства вины.

Хокшилд описывает, как возникает рационализированная семья, в которой хорошими родителями считаются не те, кто проводит время с детьми, а те, чьи дети демонстрируют успехи. От детей, мечущихся от одного занятия к другому, ждут, что свою потребность в близости они удовлетворят за час, который им выделят в лучшем случае вечером. Няни и репетироры должны проследить, чтобы ребенок оставался успешным и не нарушал расписания, но этого недостаточно. Чем больше времени человек старается находиться вне дома, тем опаснее это минное поле. Отчужденные друг от друга партнеры, вечно чем-то недовольные родные дети и еще более недовольные пасынки и падчерицы, жаждущие мести бывшие, все вместе они создают атмосферу, далекую от спокойной. В описаниях Хокшилд легко узнать себя, и трудно возмущаться, когда один из опрошенных признается: для него задачей более благородной представляется заботиться о «детях в офисе» (то есть служащих, находящихся под его началом), чем о собственных детях[261].

С островка безопасности, который дает нам работа, весь остальной мир видится хаотичным и непонятным. Стоит выйти из помещения с кондиционированным воздухом, как все вокруг становится опасным. Можно было бы жить, впустив в свою жизнь риск, приняв его как историческое условие нашего существования. Но именно от этого отучает нас работа. И тогда лучше сражаться с риском, где бы он ни возник.

Мир как риск

В кабинет вошли два врача. Вот оно, подумала Хелена. Они всегда приходят вдвоем, если собираются сообщить, что у тебя рак.

«У вас плохие новости, да?» – спросила она.

Нет, новости оказались неплохими. Результаты анализов хорошие, просто врач помоложе проходит в больнице практику. Врач постарше спросил, приехала ли Хелена одна или с кем-нибудь. Ее предупредили, чтобы она приехала не одна на тот случай, если врачи что-нибудь обнаружат.

«Нет, я одна, но это неважно, потому что я ипохондрик», – ответила Хелена.

«Ах вот как», – сказал врач.

Он выдавил ей на грудь немного геля и стал водить по коже ультразвуковым зондом. Перемещая устройство взад-вперед, врач рассказывал об анатомии женской груди. Потом глубоко вздохнул и улыбнулся.