А вдруг?.. Тревога: как она управляет нами, а мы – ею

Некоторые социологи связывают эти вопросы с культом подлинной жизни, свойственным эпохе позднего модерна. Однако подлинность – понятие многозначное. Под подлинным здесь понимается не хайдеггеровский человек с его бытием-к-смерти и не несклонный к рефлексии боец Жана-Поля Сартра, который осознает свою свободу и не винит в неудачах свою «природу». Здесь речь идет скорее о той подлинности, что ищет внутреннюю природу. Ту внутреннюю природу, которой можно предоставить принятие решений и на которую можно равняться всю оставшуюся жизнь. Жизнь может продолжаться, лишь когда эмоциональное «ядро» – действительно ли я влюблен? – отделено от слоев, затемняющих внутренний мир[396].

Матс подчеркивает, что все это – не гедонистический самоанализ. Чувство ответственности по отношению к девушке настолько велико, что одни только сомнения заставляют его чувствовать себя виноватым, будто он ей уже изменил. Разве она не имеет права жить с уверенным в своих чувствах человеком?

«Я с ней кое-чем поделился, да, кажется, зря, из-за таких слов и возникает неприязнь. Очень болезненный момент, речь ведь об отношениях. Я понял, что думаю только об этом, надо что-то делать. Я снова начал ходить на терапию. Но я все сомневался, действительно ли дело в навязчивых мыслях. Я стал чаще спрашивать себя: кто я?»

Вскоре подруга Матса забеременела.

«Терапия вышла довольно странная, я же начал с сомнений по поводу своих отношений. Потом стало известно о беременности, и это было так… Все стало намного серьезнее, потому что семья – это обязательства на всю жизнь. Если ты в отношениях несколько месяцев, ты себе такое и представить не можешь».

Некоторые из великого множества книг по самопомощи на тему «уйти или остаться», вероятно, подтолкнули бы Матса к расставанию. Обсессия или не обсессия – сомнения и романтика плохо вяжутся друг с другом. И наконец: как может думающий человек, не раз видевший, как сильная любовь превращается в брак, балансирующий на грани кошмара или чего похуже, испытывать еще что-то, кроме сомнений?

Пациенты с тревожными расстройствами иногда узнают от терапевтов, что здоровые люди, которые чувствуют себя в своем окружении уверенно, тоже в каком-то смысле жертвы иллюзии. Нельзя избежать неопределенности. Возможно, Фрейд был прав и мы действительно загоняем всевозможные извращения поглубже в себя. У нас может даже случиться психотический приступ, и мы убьем любимого человека. Еще вероятнее, что однажды мы разведемся с мужем или женой, поссоримся и увидим, как наша глубокая любовь превращается в еще более глубокое отвращение.

Отрицать эти риски – значит отрицать, что наше знание о мире есть и останется несовершенным. И все же любовные баллады и романтико-приключенческие фильмы твердят нам, что сверхъестественная определенность даруется там, где есть единение двоих. Фейерверк образов и историй учит нас, что мы обязательно найдем точку опоры. Только на этом, по существу, и основано расколдовывание. Отчуждение, тревога, депрессия – любое горе можно победить при помощи «того самого» или «той самой»[397].

Словно для того, чтобы добавить путаницы, инструменты, при помощи которых нам предлагается отыскать «того самого» или «ту самую», проговариваются о рационализированном процессе, в котором предначертаниям судьбы и звезд почти нет места. Как, например, «любовь», столь безграничная и таинственная, так неохотно соединяет богатого с бедным, полуграмотного с хорошо образованным или толстого с подтянутым и мускулистым?

Еще в 1950-е годы немецкий психоаналитик Эрих Фромм описал, как выбор партнера отражает рациональность капиталистического рынка. Когда мы выбираем партнера, у нас на руках разные «капиталы» – привлекательность, успех, умение вести интересный разговор, и наши капиталы должны не уступать чужим, а лучше – превосходить их. Этот процесс похож на финансовую сделку с целью максимального увеличения прибыли, и часто влюбленность можно обернуть именно в эту сторону: чувство, что ты выиграл, сорвал куш[398]

.

Уже за пятьдесят лет до того, как сайты знакомств утвердили этот механизм сортировки, Фромм предупреждал, что любовь в культуре потребления становится пассивной. Активное «любить» уступило место пассивному «быть влюбленным». Способность поддерживать друг друга и в горе, и в радости сменилась тревожным взглядом, прикованным к вращающейся стрелке компаса эмоций.

У Фромма это один из немногих анализов, не основанный на выявлении бессознательных процессов. Многие открыто признают, что под любовью они подразумевают не что иное, как похоть и влюбленность. Говорят, что сам Фромм, несмотря на свой имидж высоконравственного гуру любви, изменял всем своим женам[399].