Афанасий Фет

История, в которой жизнь пыталась превратиться в поэзию, не оставила в это время почти никаких следов в творчестве Фета. Рана, нанесённая несбывшимися надеждами на счастье и трагической развязкой, будет ждать своего часа, когда, отодвинутая в далёкое прошлое, переставшая причинять нестерпимую боль и тем самым отделившаяся от реальности, в позднем творчестве поэта она будет преобразована в одно из проявлений трагической красоты мира.

Сейчас же Фет извлёк урок из неё для реальной жизни: нельзя было впредь повторять допущенную ошибку — смешивать действительность и высокую поэзию, искать идеал в отношениях с людьми, в том числе в любви. Впредь Фет не желал переносить такую боль и решился больше никогда не гнаться за недосягаемым: «Ожидать же подобной женщины с условиями ежедневной жизни было бы в мои лета и при моих средствах верх безумия. Итак, идеальный мир мой разрушен давно». Он не желал больше подчиняться бессознательному, которое так ценил в поэзии, но окончательно изгонял из жизни. «Если я женюсь в Екатеринославской губернии, — писал он Борисову, — то, знаешь что, брось службу — покупай имение рядом, да и сиди у меня или я у тебя — ей-ей — это будет гораздо умней, чем добиваться чёрт знает чего… Всё сознанное душой человека — хорошо, но бессознательно действовать простительно только в тяжкие — крутые минуты жизни — и то в минуты — понимаешь ли? Вот мой план — для себя и для тебя»^{220}.

В этом же письме (от 21 октября) Фет прямо говорит о практических шагах, уже предпринимаемых им для реализации этого плана: «В среду или четверг еду к Ильяшенке свататься — т. е. посмотрю, если не будет очень противно — то, как говорит Ильяшенко, заберу

барышню — его свояченицу — имеющую т[ысяч] на 21 сер[ебром] состояния. Если дело уладится, то на той же почте подробно опишу тебе всю комедию»^{221}. Борисов, продолжавший страдать от неразделённой любви, с другом, наверное, не согласился, зато семья одобряла его меркантильные планы. Ещё в октябре 1850 года сестра Е1адежда написала ему по-французски по поводу его полушутливого желания жениться на девушке с хорошим приданым: «По поводу того, что ты мне говоришь о юной особе, не знаю, радоваться этому или нет. Я молю Бога, чтобы он послал тебе добрую спутницу жизни, которая смогла бы тебя оценить и чьи карманы были бы более полны, чем карманы м[адемуазель] Лазич»

^{222}.

ТОСКА ПО ИДЕАЛУ

В то время, когда роман с Марией был в разгаре, книга стихотворений по-прежнему не выходила в свет. Оправдались худшие опасения Фета — вечно нуждавшийся и совершенно не умевший считать свои и чужие деньги Аполлон растратил оставленные на издание средства. На протяжении почти двух лет Фет пытался добиться какого-то ответа от отца и сына Еригорьевых. Поэт жаловался на них Борисову. «Боже мой, что же этот Григорьев Александр Иван[ович] делает с книгой, как эти люди Бога не боятся», — писал он другу 9 марта 1849 года, а в письме от 29 мая просил его взять на себя завершение проекта: «Хотя зимою, съезди в Москву. Я, если ты хочешь, пришлю тебе форменную доверенность… Что ты на него бы ни издержал, я тебе тотчас вышлю, хотя такой штуки не предвидится. Но по крайней мере, будет же конец этой поганой чепухе. Помилуй, ведь срам на божий свет глядеть. Сделай дружбу, выручи из беды — я тебе этой услуги век не забуду»^{223}. Друг помочь не смог, и рукопись продолжала лежать без движения.

Дело сдвинулось с места только после того, как в декабре 1849 года (видимо, именно тогда Бюлер придумал предлог для его отпуска — приёмку кож для потников) сам Фет на короткое время приехал в Москву лично решать этот вопрос. Как обычно, по дороге он посетил Новосёлки, провёл с Афанасием Неофитовичем неудачные переговоры о своих планах женитьбы на Марии Лазич и познакомился с избранником только что вышедшей замуж сестры Любы, соседним помещиком Александром Никитичем Шеншиным. В феврале 1850 года сборник наконец вышел из печати под названием «Стихотворения А. Фета».

Книга получилась в 162 страницы, в ней 182 произведения. Несмотря на позднейшее утверждение Фета, что он поместил в новой книжке произведения, собранные по журналам, почти половина была напечатана впервые. Не исключено, что какие-то стихи были написаны уже после получения цензурного разрешения (такое случалось: новые произведения просматривались цензором, но дата цензурного разрешения не менялась), но, видимо, большинство впервые напечатанных текстов сочинено между 1845 и 1847 годами. Стихотворения, уже публиковавшиеся в журналах, прошли строгий отбор — многие в книгу не попали.