Афанасий Фет

Отправляясь к месту новой службы, Фет заехал в Новосёлки, где провёл весь июнь 1853 года. Видимо, помимо желания побыть в родных местах и повидаться с семьёй, им руководили и прагматические соображения. Служба в гвардии (даже в «дешёвом» полку) обходилась дорого, и новоиспечённому лейб-улану требовалось увеличение материальной поддержки со стороны Шеншина. Фет надеялся, что его перевод в гвардию будет принят «отцом» благосклонно. Афанасий Неофитович согласился увеличить размер помощи пасынку. «Зная о предстоящих при переводе расходах и умеренности моих требований, он не раз с блистающими радостью глазами повторял: „Нет, ты таки меня не жалей! Нужно будет — напиши. Да, так-таки не жалей, не жалей меня!“»^{229}

. Многолюдная прежде семья в это время поредела: Любовь жила в имении мужа; Василий, женившийся в 1852 году на Екатерине Дмитриевне Мансуровой, проживал в Клейменове; Пётр учился в Харьковском университете. С отцом в Новосёлках жила Надежда, окончившая в 1848 году Смольный институт и продолжавшая отвергать предложения Борисова. Видимо, в это время между братом и сестрой возникла настоящая дружба, чему способствовала нелёгкая жизнь, которую Надежда вела в доме с отцом, как всегда, не считавшимся с её склонностями и желаниями, но вызывавшим у неё острое чувство вины оттого, что она не могла соответствовать его планам на неё. «…мои прекрасные надежды испарились как дым; я остаюсь, как и была, невеждой во всех отношениях, зная только, что отец потратил тысячи рублей, чтобы выучить меня музыке и что я не могу возместить затраты бедного старика, сыграв без ошибки какую-нибудь пьесу»^{230}

, — писала она брату Василию в июне 1850 года.

В тот приезд Фета домой, в июне 1853 года, произошло знакомство, сыгравшее едва ли не решающую роль в его литературной карьере. Новым знакомым стал Иван Сергеевич Тургенев, проживавший в это время, по российским масштабам, по соседству — в своём имении Спасском-Лутовинове той же Орловской губернии, куда был отправлен в ссылку, причиной которой, по распространённому в обществе мнению, была публикация отдельным изданием «Записок охотника», и имевший репутацию не просто замечательного писателя, едва ли не лучшего русского прозаика, но чуть ли не мученика, гонимого за сочувствие к народу. Фет знал и любил и его стихи (с поэмой «Параша» его познакомила, по его утверждению, Мария Лазич), и прозу. Сам Фет, несмотря на то, что начал печататься раньше Тургенева и уже издал два поэтических сборника, что его имя было знакомо читателям и критика отзывалась о его стихах одобрительно, имел в литературе существенно меньший вес. Он не затрагивал в своём творчестве социальных тем, центральных для русского общества, не подвергался гонениям, не участвовал в литературной жизни, практически не был знаком или потерял ранее имевшуюся связь с ведущими писателями и критиками, определявшими литературную моду. Таким образом, в литературной иерархии Тургенев был настоящей знаменитостью, Фет — всего лишь талантливым провинциалом. Знаменитый писатель, однако, знал стихи Фета, высоко их ценил и испытывал любопытство к личности автора; желание познакомиться исходило именно от него.

Первая встреча (формально она была второй — в своих мемуарах Фет туманно вспоминает о какой-то встрече, случившейся ещё в его студенческие годы на квартире у Шевырева) произошла в доме Шеншиных — соседей и родственников, которые через сестру Надю передали Фету просьбу пожаловать к ним для знакомства с большим писателем: «Я привезла тебе от всех поклоны, и Ш[еншин]ы убедительно просят нас с тобой приехать в следующее воскресенье. Будет Тургенев, с которым я сегодня познакомилась. Он очень обрадовался, узнавши, что ты здесь. Он сказал: „ваш брат — энтузиаст, а я жажду знакомства с подобными людьми“»^{231}

. «Конечно, — пишет Фет, — я очень обрадовался предстоящей мне встрече». Высокий статус писателя бросался в глаза: «Дамы окружали Тургенева и льнули к нему, как мухи к мёду, так что до обеда нам не пришлось с ним серьёзно поговорить». Но в конечном счёте этот разговор состоялся: «Зато после обеда он упросил меня прочесть ему на память несколько ещё не напечатанных стихотворений и упрашивал побывать у него в Спасском. Оказалось, что мы оба ружейные охотники. По поводу тонких его указаний на отдельные стихи я, извиняясь, сказал, что восхищаюсь его чутьём»^{232}. Словцо «чутьё» Тургеневу понравилось — он принял его как комплимент.

Лошадей для визита в Спасское Фету пришлось просить у Афанасия Неофитовича, который выразил сомнение в безопасности общения с едва ли не «государственным преступником», но после уговоров щёлкнул пальцами и сказал: «Поезжай, уж если так тебе хочется»^{233}. В тургеневском доме на поэта произвели впечатление многочисленные лакеи, в которых не было никакой необходимости, и обилие постоянно набитых ими курительных трубок, хотя сам Тургенев никогда не курил. Разговор, пишет Фет, «принял исключительно литературный характер»: