Агата и археолог. Мемуары мужа Агаты Кристи

Карьера Стивена складывалась для него весьма характерно. Он так и не нашёл времени глубоко изучить свой предмет и неважно учился в университете, но при этом ему без вопросов дали пост профессора египтологии в Университетском колледже Лондона, и он блестяще проявил себя на новом посту. Широта интересов не позволяла ему заслужить авторитет в какой-то конкретной области науки, и, по правде говоря, люди и гуманитарные науки интересовали его гораздо больше, чем египтология. Когда Стивен узнал, что одна знакомая, мисс Пью, пишет книгу по оптике, он просто обязан был всё за неё переписать. Это был единственный человек, которому удалось убедить Агату изменить финал книги, совершенно, как она потом утверждала, против её воли. Первоначальный финал был гораздо драматичнее. Речь идёт о романе, действие которого разворачивается в Древнем Египте — «Смерть приходит в конце». Стивен вовсю наслаждался жизнью и никогда не отказывался от нового опыта, будь это спиритический сеанс или раскопки в Египте.

Были у Стивена и враги, и он не тратил времени на тех, с кем ему было не по пути, но для друзей был готов на всё и никогда не увиливал от решения чужих проблем. Охотно помогая друзьям улаживать семейные конфликты, он часто обнаруживал, что полностью сочувствует как одной, так и другой стороне и пользуется их безграничным доверием.

После четырёх или пяти лет работы в Королевском колледже Кембриджа его, несмотря на плохие успехи во время учёбы, единогласно выбрали на пост ректора. Когда он умер, весь колледж, начиная от заслуженных профессоров и заканчивая последним уборщиком, погрузился в траур.

Моей задачей в Каире было поддержание эффективных рабочих связей с чешскими, польскими и свободными французскими авиационными частями. Польские ВВС вызывали у меня безграничное восхищение. Из всех подразделений Королевских военно-воздушных сил их эскадрилья была самой умелой и отважной. Они сыграли решающую роль в Битве за Британию, и нам несказанно повезло, что бравые польские лётчики с боем добрались до нашей страны, считая нас последней надеждой на свободную Европу. Если бы мы проиграли эту решающую битву в сороковом году, Британия и сама была бы во власти Гитлера. Будем же помнить, что каждый двенадцатый пилот в этом эпическом сражении был поляком.

Многие из моих знакомых поляков были достойнейшими людьми, солью земли, а их дисциплина вызывала восхищение. Один из моих польских друзей, капитан авиации, сказал мне как-то: «Возьми завтра увольнительную на двадцать четыре часа. Я приглашаю тебя на ужин». Я спросил, почему нельзя прийти на ужин без увольнительной, и он объяснил мне, что к концу трапезы все присутствующие будут пьяны в стельку и что того, кто не успеет протрезветь перед службой, ждёт военный трибунал и казнь. Действительно, в Дартмуте, где пьяная ватага польских моряков окружила однажды полицейский участок, поговаривали, что на следующий день в море были не одни похороны. Должен признать, что я не пил ничего лучше самогонки, которой угощали поляки, и я скоро понял, что не стоит приходить на польский ужин, предварительно плотно не подкрепившись. Тот же самый офицер, который приглашал меня на эти застолья, сказал мне при прощании: «Ты был мне хорошим другом, и я хочу за это дать тебе совет. Если тебя посадят в тюрьму, постарайся, чтобы это была манчестерская тюрьма. Там кормят лучше, чем в любой другой тюрьме в Англии». Разумеется, всё это я сейчас говорю шутя и специально представляю поляков с забавной стороны. На самом деле, как я уже говорил, многие из них были прекрасными людьми, чувствительными (приходилось соблюдать осторожность, чтобы не обидеть их специально или ненароком), трудолюбивыми и выносливыми, и таких очаровательных и весёлых друзей ещё надо поискать. Мне рассказывали об одном водителе трамвая из Варшавы, который, несмотря на шестидесятилетний возраст, устроился перегонщиком самолётов в Северной Африке, садился и тут же взлетал снова. Это были самоотверженные люди. Насколько я знаю, после войны где-то полмиллиона-миллион поляков получили британское гражданство за заслуги перед Короной. Думаю, наша страна не знала более достойных граждан. Когда мне случается встретить поляка, я сразу проникаюсь к нему расположением.