Читаем Агент презедента полностью

Великий человек повернулся к своему обожающему его чиновнику, который сидел в кресле в течение двух часов, не открывая рта. — "Nun, Heinrich, wie geht's bei Dir zuhause?" Когда Генрих ответил, что с ним всё в порядке, фюрер похлопал его по спине, восклицая: "Mit tausend Männern wie Du könnte ich die Welt erobern.

Как вы говорите в Америке: 'lick'?"

"Я мог бы одолеть весь мир" — перевёл Ланни, и два гостя вышли, смеясь.

"Herrgott, Lanny!"

— воскликнул сын старшего лесничего. Он шел по улице в восторге от беседы, которой он стал свидетелем, и от тайны, которую он будет носить в своей груди. Он предложил другу зайти к нему домой и отпраздновать, открыв бутылку самого лучшего вина. Но Ланни сказал: Нет, у него было несколько дел перед отъездом в Женеву, а дела фюрера не терпят отлагательства, как знал Генрих.

По сути дела Ланни должен был сделать только одну вещь. Ему надо остаться в гостиничном номере и проанализировать всю информацию, которую он собрал. Причина его поездки в Швейцарию заключалась в отправке собранных сведений из свободной страны. Он никогда ничего не писал на бумаге в Нацилэнде. Он хотел было отправить письмо со своим отцом, но знал, что документы путешественников просматриваются. И во всяком случае, он не хотел, чтобы Робби узнал имя и адрес Гаса Геннерича. Всё, что нужно сделать, это сесть в ночной экспресс, а утром быть в Швейцарии или Голландии, где почта была в безопасности, и никто в ваше отсутствие не обыскивал ваш номер.

Кроме того, на Рождество выходило только два выходных дня, а Ланни был одинок. Он не знал ни одной человеческой души в Нацилэнде, которой он мог бы поведать свои чувства, а Труди-призрак была не той компанией в этом сезоне. Немцы до сих пор праздновали Рождество, но нацисты сделали все возможное, чтобы превратить его в языческий праздник. Во всяком случае, после того, как Ланни побыл среди них некоторое время, пища, которую ему подавали, начинала бродить у него в животе. Ганси и Бесс давали концерт в Женеве, а после этого в Цюрихе, и они были в числе восьми или десяти человек, которые знали истинные убеждения Ланни, и к кому он мог открыть свое сердце.

VIII

Итак, наверх в те высокие долины, полные чистых голубых озер, которые питают Рейн, Рону, Дунай и другие полноводные реки средней Европы. Auf die Berge will ich steigen, wo die dunkeln Tannen ragen![57]

 Утром Ланни посмотрел на ослепительно белый пейзаж, который быстро стал слепить глаза. Возвышающиеся снежные пики ярус за ярусом блестели, как елочная мишура. Они были здесь сотни тысяч лет до того, как он здесь появился, чтобы увидеть их, и они останутся сотни тысяч лет после того, как он уйдёт. Эта мысль заставила его почувствовать себя более одиноким, чем когда-либо, чужим в мире, который был странным во многих отношениях. Природа, такая прекрасная в некоторых ее аспектах, была суровой и внушающей страх в других. А Ланни был одним из тех сердобольных людей, которые хотят, чтобы человеческие насекомые, которые завладели планетой и называют её своею, помогали друг другу понять и преодолеть угрозы природы, вместо того чтобы создавать другие худшие новые научные акты жестокости, называемые Machtpolitik и Blitzkrieg.

Поезд следовал своим маршрутом вдоль берега одетого льдом озера Леман и прибыл в старый город часовщиков и ростовщиков, который Ланни Бэдд посещал так много раз в течение стольких лет. Его первым действием было, укрыться в гостиничном номере, установить свою маленькую портативную пишущую машинку и напечатать на бумаге опасную и захватывающую последовательность слов. Все, что он узнал в Германии. В том числе о боевых возможностях Люфтваффе, а также тот факт, что Адольф Гитлер, по его собственным утверждениям, должен овладеть Австрией в течение ближайших нескольких месяцев. Или с помощью какого-то трюка, если сможет его изобрести, или вторжением. Он был совершенно уверен, что Муссолини был слишком сильно вовлечен в Испании, чтобы вмешаться, и что правительства Англии и Франции оказались в руках людей, которые не хотели бы этого, но которым придётся принять это. Агент Президента 103 согласился с этими ожиданиями, и, чтобы поддержать их, привел доказательства из первых рук.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Иван Грозный
Иван Грозный

В знаменитой исторической трилогии известного русского писателя Валентина Ивановича Костылева (1884–1950) изображается государственная деятельность Грозного царя, освещенная идеей борьбы за единую Русь, за централизованное государство, за укрепление международного положения России.В нелегкое время выпало царствовать царю Ивану Васильевичу. В нелегкое время расцвела любовь пушкаря Андрея Чохова и красавицы Ольги. В нелегкое время жил весь русский народ, терзаемый внутренними смутами и войнами то на восточных, то на западных рубежах.Люто искоренял царь крамолу, карая виноватых, а порой задевая невиновных. С боями завоевывала себе Русь место среди других племен и народов. Грозными твердынями встали на берегах Балтики русские крепости, пали Казанское и Астраханское ханства, потеснились немецкие рыцари, и прислушались к голосу русского царя страны Европы и Азии.Содержание:Москва в походеМореНевская твердыня

Валентин Иванович Костылев

Историческая проза