Агнесса из Сорренто

– Послушай, братец Антонио, – прервала его Эльза, – если ты начнешь рассказывать девочке об искусстве живописи, то одной Пресвятой Деве ведомо, когда мы уляжемся спать. Не обману, если скажу, что я добрая христианка, не хуже других, но, как я уже говорила, во всем должен быть смысл и мера, и нельзя же непрерывно дивиться чудесам Господним да размышлять о делах небесных: какие и сколько перьев было на крыльях святого Михаила, да какой пояс и какие шнурки на башмаках носила Пресвятая Дева и как выглядел ее наперсток и корзинка для рукоделия, ведь от Девы Марии легко перейти к ее святейшей матушке, блаженной святой Анне (да будет имя ее вовеки благословенно!). Не хочу показаться непочтительной, но уверена, что святые – люди разумные и поймут, что надо же беднякам как-то жить, а чтобы жить, они вынуждены время от времени думать о чем-то еще, кроме дел возвышенных и небесных. Вот как я это вижу, дорогой братец.

– Что ж, сестрица, – безмятежно откликнулся монах, – несомненно, ты права. Не место спорам и раздорам в вертограде Господа нашего. Всякому назначено свое поприще, свой образ жизни, и ты следуешь примеру блаженной святой Марфы, благочестивой и достойной.

– Достойной? Само собой, как же иначе! – подтвердила Эльза. – Уверяю тебя, если бы все хозяйственные хлопоты возложили на одну святую Марию, то Господь наш и двенадцать апостолов остались бы без ужина. Но на долю Марфы выпадает вся работа, а на долю Марии – все похвалы.

– Правда-правда, – рассеянно согласился монах, увлеченно зарисовывая фонтан в лунном свете. Он подумал, что именно у такого источника Матерь Божия мыла пелены Младенца Иисуса. Несомненно, во дворе ее жилища располагался такой фонтан, поросший мхом, с чистой, прозрачной, неумолчно журчащей водой, словно бы непрерывно поющей ей хвалу.

Из дома тем временем донесся громкий шум, поднятый Эльзой, которая энергично застучала горшками и сковородками, решительно двигаясь между простыми столами и стульями, вероятно с намерением устроить гостя на ночлег.

Тем временем Агнесса, преклонив колени пред алтарем, с глубокой искренностью и нежностью выполняла сопровождавшие еженощную молитву обряды, которые предписывали ей собственное религиозное усердие и пыл ее духовных наставников. Придя на землю Италии, христианство обнаружило там людей, каждый поступок, каждое слово, каждый вздох которых был освящен язычеством и неразрывно связан с его символами и ритуалами. Единственный способ искоренить языческие верования состоял в том, чтобы заменить их символами и ритуалами христианства, столь же подробными, методичными и всеобъемлющими. А еще в те времена, когда христианский проповедник был совершенно лишен помощи, ныне щедро предоставляемой ему печатным словом, которое позволяет новообращенным во всякую минуту прикоснуться к великим, вдохновляющим религиозным истинам, одна из главных обязанностей любого святого, проповедь которого трогала людские сердца, заключалась в том, чтобы изобрести символические формы, знаки и обряды, способные приучить изменчивое, непостоянное сердце толпы к постоянному соблюдению благочестивых ритуалов. Четки, распятие, образа, хоругвь, церковная процессия заменяли катехизис и религиозные трактаты неумеющим читать, а суть христианского учения открывалась в них взгляду и осязанию. Поэтому не будем, с высоты нашей учености, обладая всеми преимуществами, даваемыми нам печатным словом, насмехаться над круглыми ступеньками грубой лестницы, по которой взошли на небеса первые последователи Господа нашего.

Если и было что-то механическое в том, как Агнесса бесконечно повторяла «Аве Мария», по заведенному обычаю, бесконечно клала поклоны, осеняла себя крестным знамением или смиренно простиралась ниц на мощеном полу, то ее спасало серьезное, торжественное рвение, одухотворявшее каждый ее жест, каждое движение. Сколь странной ни показалась бы северянину, с совсем иным складом ума и воспитанием, подобная молитва, все эти обряды и ритуалы представлялись Агнессе важными и укрепляющими в вере, они возносили ее душу к Господу, и часто, за молитвой, она словно бы чувствовала, как все земное растворяется и к ней приближается то великое «облако свидетелей», что вечно окружает самого жалкого и незначительного смертного, являющего собой частицу мистического тела Христова.

Биенье любящих сердец,

Тепло надежных рук онаВдруг ощутила: меж мировЗатрепетала пелена.